— Я не хочу, чтобы вы обманывали себя, — сказала она, останавливаясь передо мной и глядя на меня пытливо. — Если вы женитесь на мне, то с полным сознанием того, что вы делаете. С вашим богатством вы, конечно, можете жениться на любой женщине. Я не утверждаю, что вы найдете девушку лучше меня. В нашем кругу вряд ли это возможно, — мы все одинаковы: бездушные, материальные, как героини современных романов. В провинции вы, пожалуй, найдете действительно невинную девушку, но она может оказаться пустой, что для вас тоже нежелательно. Мое главное достоинство в моей несомненной красоте. — Вы признаете ее, все признают ее, я сама недостаточно жеманна, чтобы отвергать ее. Что касается моей внешности, то обмана нет. Парика я не ношу, — мои волосы собственные; цвет лица тоже натуральный, ресницы и брови не подкрашены, а тонкостью моей талии я не обязана корсетнице. Вы можете быть вполне уверены, что красота моего тела неподдельна, — увы, моя душа далеко не так безукоризненна! и я хочу, чтобы вы это поняли! Я мстительна, раздражительна, нетерпелива, неотзывчива и меланхолична; к тому же я впитала в себя сознательно или бессознательно все современные понятия, я презираю жизнь и не верую в Бога!
Сибилла остановилась, — и я продолжал смотреть на нее с чувством не то обожания, не то разочарования как дикарь смотрел бы на идола, который он еще любит, но больше не считает божеством. Однако все, что девушка высказала, не противоречило моим теориям: зачем же мне было жаловаться? Я в Бога не верил; отчего же мне показалось ужасным, что моя невеста разделяет мое неверие? Я невольно держался отживших понятий, что для женщины религия — святой долг; — объяснить себе этого понятия я не мог и приписывал его суеверному желанию, чтобы моя жена молилась за меня — на всякий случай! Однако видимо, Сибилла принадлежала к числу передовых женщин, и ее молитвы для себя я ожидать не мог; если у нас будут дети, то она не станет учить их с малолетства обращаться к Всевышнему! Я вздохнул и хотел было заговорить, когда Сибилла подошла ко мне и положила обе руки на мои плечи.
— У вас несчастный вид, Джеффри, — сказала она смягчившимся голосом, — утешьтесь; еще не слишком поздно, чтобы отказаться от меня.
Я встретил вопросительный взгляд ее глаз — чудных, блестящих и чистых, как кристалл.
— Я никогда не изменюсь, Сибилла. — ответил я. — Я люблю вас и всегда буду любить. Но мне хотелось бы, чтобы вы не так безжалостно анализировали себя; у вас такие странные мысли…
— Вы находите их странными? — прервала она — меня это поражает; уверяю вас, благодаря газетам, журналам и декадентским романам, я вполне подхожу к типу современной жены, — и она с горечью засмеялась. — Ничего нет в замужестве, чего бы я ни знала, а мне только что минуло двадцать лет: Я давно готовилась быть проданной человеку, который даст подходящую цену, и все глупые понятая о любви, которые я имела, будучи еще совсем юной в Виллосмире, давно успели исчезнуть. Идеальная любовь умерла; хуже того — она вышла из моды! С колыбели приученная к мысли, что ничего нет существенного в мире кроме денег, я конечно смотрю на себя, как на товар, подлежащий продаже. И замужество для меня действительно сделка. Вы знаете также хорошо, как я, что как бы мы сильно ни любили друг друга, отец никогда не согласился бы на наш брак, если бы вы были бедный человек; скажу больше, если бы вы не были богаче большинства людей. И вы должны знать, что я великолепно понимаю свойства этой сделки и прошу вас не требовать от меня, женщины по уму и по сердцу, свежей доверчивой любви молодой девушки!
— Сибилла, — прервал я ее. — Вы клевещете на себя! Вы одна из тех, которые могут жить в мире, но не принадлежать ему; ваш ум слишком чист, чтобы загрязниться от прикосновения с безнравственностью. Я вашим словам не верю; у вас чудный, благородный характер; умоляю вас, Сибилла, не огорчайте меня вечным напоминанием о моем богатстве, а то я прокляну его, — я любил бы вас также, если бы был беден.
— Пожалуй, — сказала она с загадочной улыбкой, — только вы никогда не посмели бы признаться.
Я молчал. Внезапно Сибилла засмеялась и ласково обвила мне шею руками.
— Ну вот, Джеффри, я кончила свою речь, — сказала она, — и мы можем больше о ней не думать. Я и сказала вам правду, я не так молода и не так невинна, как кажусь; но я не хуже других девушек нашего круга, так что вам, пожалуй, лучше довольствоваться мною; я вам нравлюсь, не правда ли?
— Это выражение не соответствует глубине моего чувства, — ответил я с грустью.