Скорбь Сатаны

«Прочти это! – искренне попросила она. – Это заставит тебя почувствовать себя такой счастливой!»

Я рассмеялась. Идея о том, что современный автор пишет что-либо, чтобы человек чувствовал себя счастливым, казалась мне довольно нелепой, поскольку цель большинства из них – пробудить отвращение к жизни и ненависть к своим собратьям. Однако чтобы доставить удовольствие Еве, я прочла «Крылья Психеи», и если это не сделало меня по-настоящему счастливой, то привело в великое изумление и глубокое почтение к женщине – автору этой книги. Я узнала о ней все: что она молода, хороша собой, с благородным нравом и незапятнанной репутацией, и что ее единственные враги – критики. Это последнее замечание было настолько в ее пользу, что я сразу же купила все, что она когда-либо написала, и ее работы стали, так сказать, моим прибежищем. Ее жизненные идеи странны, поэтичны, идеальны и прекрасны, – хотя я не была в состоянии принять их или воплотить в жизнь, сам факт того, что я желала, чтобы они были правдой, приносил мне покой и утешение. И эта женщина похожа на свои книги – странная, поэтичная, идеальная и прекрасная, – как странно думать, что она сейчас всего в десяти минутах ходьбы от меня! – Я могла бы послать за ней, если бы захотела, и рассказать ей все, но она помешала бы мне осуществить мое решение. Она бы обняла меня по-женски, целовала меня, держала за руки и сказала: «Нет, Сибил, нет! Вы не в себе, вы должны пойти ко мне и отдохнуть!» Странная фантазия овладела мной… Я открою окно и тихонько позову ее, – возможно, она в саду, идет сюда, чтобы увидеть меня, и если она услышит и ответит, как знать! – возможно, мои представления изменятся, и моя судьба проложит новый курс!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что ж, я позвала ее. Я трижды тихо произнесла ее имя: «Мэйвис!» в солнечном и неподвижном воздухе, и только ее маленький смуглый тезка, дрозд, качаясь на еловой ветке, ответил мне своим тихим осенним пением. Мэйвис! Она не придет сегодня – Бог не сделает ее своей посланницей. Она не сможет догадаться – она не знает о трагедии моего сердца, более великой и пронзительной, чем все трагедии художественной литературы. Если бы она знала меня такой, какая я есть, интересно, что бы она подумала обо мне!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .