Скорбящая вдова

– Помилуй, Боже, я его убью! – в сердцах сказал Тишайший и уж хотел вернуться в подземелье, но в миг сей будто голос был, лукавый, женский – ну, истинно вдовы Скорбящей:

– По чести ли тебе? О том ли думы, государь? Ну, овладел душой распоп, да токмо се пустое… Подумай прежде, кто ты, расколовший Русь? Князек удельный, именем Романов? Невольник низменных страстей, палач Тишайший? Ведь ты убил кормильца! А дабы взять жену, и Глеба сжил со свету. О сем в Руси не ведают, но мне известно… О чем ты молишь ныне? О душе Скорбящей? Да мыслишь ли, чем ты владел и что теперь утратил? Где Приданое Софьи, коим ты гордился, и дочь свою сим именем нарек? Где Истина, коей владея, ты мог бы называться не токмо государь, но император?.. Ты притомил меня, а посему прощай!

И будто смех раздался…

Тишайший встал, перекрестился. Подобный женский глас он слышал не впервые и всякий раз впадал в смущение, не в силах разобрать, кто собеседник – Господь иль дьявол? Или воистину сей голос Феодосьи?

В сей раз он явно ощутил, что речь сия – суть искушенье бесов! Должно быть, Иоаким не блюдет обитель, коль в алтаре уж сатана прельщает…

Врата златые распахнув, он крикнул в храм:

– Эй, оглашенный, а ну, поди сюда!

Иоаким притрусил и поклонился в пояс.

– Я здесь, Тишайший…

– Развел тут нечисть! Уж над престолом бесы! Срам!.. Святи алтарь!

– Да что ты, право, государь? Помилуй Бог! Свят-свят… Алтарь чистейший!

– Я слышал женский глас!..

Архимандрит в сей миг же на колена.

– Явление! Святая Богородица явилась!

Тут государь осекся и гнев смирил: пусть уж попы судачат о явленье, чем о беседах с чертом. Покинув храм, он на подворье встал и вдруг опять услышал:

– Да мыслишь ли, чем ты владел и что утратил?..

Он огляделся и присел: над головою дым и смрад!

– Спаси и сохрани…

– Где Приданое Софьи?..

– Изыди от меня! – Тишайший побежал и чуть ли не столкнулся с дьячком. – Почто ты здесь?

– Да ты же, батюшка, поставил!

– А где князья?

– В узилище, пытают…

– Кого пытают?

– Расстригу Аввакума!

– Покличь мне Воротынского, – опомнился, стащил подрясник. – В сей миг!..

Покуда бегал посыльной, Тишайший разыскал колодец, достал бадью воды, напился, голову облил – отстало наваждение, и будто дым рассеялся. А тут и князь пришел: передник кожаный в крови и очи кровяные, не зол, но гневен.

– Негоже ремесло…

Он слушать не желал, лишь брови сдвинул.

– Где Приданое Софьи? – спросил бесстрастно, как тишайший.

Князь плечи опустил, но вскинул взор.

– Но ты же знаешь, государь… На Вологде, в Прилуцком, там, где была казна, егда поляки грабили Россию.

– И ныне там?

Тут Воротынский что-то заподозрил.

– Коль ты о свитке, что отнят был у Аввакума, то верно сказывал распоп. Семь лет тому, на святочной неделе пограблен был обоз у Ярославля. Немного взяли, но моя вина, не уберег… Да ведь уж был наказан!

– Да не о свитке речь… Когда ты зрел Приданое в последний раз?

Князь стушевался.

– Тогда же зрел, семь лет тому… Пред смертию кормилец твой велел все в бочки засмолить, отправить в Вологду и опустить в подвалы. Что я исполнил в точности и к сроку…

– Хранить приставлен кто?

– Боярин Вячеславов.

– Кто сей боярин? Не помню я…

– Кормильца верный муж, в его приказе с юных лет. Сын Александров, именем Василий… Да токмо ведь не я – Борис приставил! Боярина сего и с ним доверенных людей – все из приказа тайного. Сокольничий Андрей Филатов да Сергий Старостин. Надежные мужи.

– Ужели сей боярин и приходил ко мне? – вдруг вымолвил Тишайший. – Сказали, худородный князь, но велика гордыня. Весь день в сенях стоял… Я не велел пускать. Запамятовал имя… Как, бишь его?

– Василий именем, сын Александров, а прозвище…

– Не тот ли Вячеславов, чей прадед при Иване служил в приказе тайном?

– Се он и есть! Весь род их в сем приказе. А прадед сослан был Иваном на Илезу-реку.

– За что опала?

– За богохульство и скверну. Весь род – безбожники, ныне в лесах живут, за Костромой. От них и ересь прет. Заместо пенья в храмах в колокола звонят и пляшут, сатаны! Аще играют на гуслицах, жалейках и дудах… Весь род опальный!

– А како же на службе оказался боярин сей? Да еще приставлен хранить Приданое?

– Отец твой, Михаил, их призывал служить. По слухам, у сих еретиков он деньги брал и злато, чтобы казну пополнить…

– Бояр опальных призывал?

– Егда казна пуста…

– А кто сего боярина призвал?

– Кормилец твой, Борис! Егда он полновластно правил…

– Опять Борис! – воскликнул царь и в тот час спохватился. – А жаль, что не впустил его и в сенях продержал… Зачем он приходил, сей худородный князь?

– Слух был, хотел просить отречься от новин и в благочестие вернуться.

– Занятно се! Егда безбожник ратует за благочестье древлее?.. Он что, соузник Аввакума?

– Сие есть тайна суть, – князь зашептал. – Не верь сему боярину! И отлучи от Истины… Зрю, сговор был с кормильцем. Сам Вячеславов сей обоз пограбил иль наустил кого…

Тишайший посохом о землю.