Скорбная братия. Драма в пяти актах

Квасова. Что это я все в пальто. (Снимает шляпку и салоп.) Экий завидный характер у Стран-диной! Ничто к ней не пристает. А я вот вспомнила, как он на меня крикнул, и слезы к горлу подступают… Мало, видно, того, что тогда до утра проревела. Идите, говорит, за сенатского регистратора и солите огурцы!.. Вот он как на меня смотрит!.. И в самом деле, быть может, ни на что я больше не годна, глупая, ничего не читала, говорить по-ученому не умею, знаю только свои шпоны да квадраты…{80} А кто его любит, там, у них? (Останавливается, махнув рукой.) Да что толку!.. У всякого есть своя гордость, и у меня тоже!.. Хорошо еще, что иной раз посмеешься. В типографии у нас девицы веселые такие… а то бы ой, ой… как не вкусно… каждый-то день этаким манером лямку тянуть!.. Раздеться, да и спать!.. (Начинает раздеваться.) Я метранпажу подарю галстук, он франтить любит, а то совсем меня заклевал, исправительные наказания все выдумывает.

Звонок.

Кто это? (Оправляется.) Войдите, не заперто.

III

Элеонский. Дома?

Квасова. Вы, Элеонский? Вот не ожидала!

Элеонский. Неприлично?

Квасова. Вздоры какие… Где вы пропадали?

Элеонский (садится). В преисподней земли. Я вот зачем пришел, Квасова! Категорийский будет у вас в типографии работать. Завтра он придет. Я его не увижу. Передайте ему вот эти деньги. (Отдает.) Ему нужнее, а я-то спущу.

Квасова (берет). Хорошо.

Элеонский. Вам не нужно ли?

Квасова. Благодарю. Я не нуждаюсь.

Элеонский. Да вы не церемоньтесь. Я ведь спущу же… после отдадите.

Квасова. Вы мне лучше расскажите, как вы побывали у Карачеева?

Элеонский. Что тут рассказывать! Пришел, всех знаменитостей обругал. Меня по шее выгнали. Вот и все.

Квасова. Совсем, значит, поссорились?

Элеонский. Эка невидаль! Довольно работать на подлецов.

Квасова. Где же будете помещать?

Элеонский. Нигде.

Квасова. Ведь пить-есть надо?

Элеонский. Подберут где-нибудь, стащут в больницу… Сказка недолгая…

Квасова (подходит к нему и опирается рукой об стул). Григорий Семеныч! Я вас просила не ходить к Карачееву… Вы видите: я не ошиблась!..

Элеонский. Ну так что ж?

Квасова. Вы меня оборвали, точно будто я от одной пошлости вас удержала!..

Элеонский. Знаю… Скотина!.. Накинулся на вас… Идти надо было, об этом что толковать… Мне самому невтерпеж стало, а вы по доброте тогда… известно…

Квасова. Ну хорошо. Теперь вам нужно помириться.

Элеонский. С кем?

Квасова. Да с редакцией.

Элеонский. Нет-с. Я все стерплю, но не торгуй человечьим мясом, не издевайся над нами в то время, как нашим товаром барышничаешь. Вы девушка, вы этого не понимаете. У вас сердце отходчивое. А у меня нет.

Квасова. Больше некуда деться, а вам надо писать.

Элеонский. Совсем не надо. Что вы думаете, мне это радость доставляло, сласть особенную? Этак, сударыня, литературные генералы вензеля выделывают, а не наш брат. Я пишу про то, как меня били да пороли, как из меня зверя делали, чего нашему брату стоит человеком быть, по-звериному не кусаться… Да-с!.. А вы думали, как? Сесть к резному столу перед малахитовой чернильницей и строчить золотым пером по глянцовитой бумаге?.. Всякие изящные мысли, какие придут, изображать… восход солнца, плеск волн да золотые кудри!.. Ох, этаким манером куда бы легко было. Да не умеем мы, на то надо барскую натуру, деликатную!

Квасова. За что же вы одни пострадаете, Элеонский?

Элеонский. Я не малолетний, в полном разуме, стало знал, что делал. Свежий человек, пожалуй, обругает: экой балбес, экой урод, ровно с цепи сорвался, пошел себя героем выставлять… Вздор все это, барышня… Давно меня мутило сказать вам правду! Я только к случаю придрался, вот и все.

Квасова. Я глупа, не понимаю.

Элеонский. Где вам понять? Вы через это не проходили… Я перед нашими не стал бы в откровенности пускаться, а вам скажу.

Квасова. Вы разве их боитесь?

Элеонский. Никого я не боюсь, а не хочу, чтобы другие куражились. Я простой бурсак, а из моих слов выведут черт знает что! Вы попроще будете сердцем, да к тому же нам с вами вряд ли больше увидаться.

Квасова (меняясь в лице). Как?..

Элеонский. Так мне сдается… Да это к стороне!.. Меня червь-то точит не со вчерашнего дня. Как посмотришь вокруг себя: все вы еле дышите, за соломинку цепляетесь, ветер дунул – и нет вас! Бьются, коптят, чахотку наживают, а много коли кто пятьдесят рублей в месяц заработает!.. Вера есть, мысль не умрет, да сил мало… да, мало!.. Я хоть и распинался у Карачеева, а по душе сказать: жидко, мелко, чахло! Да и неоткуда взять богатырского роста, кто его дал? Самим надо добывать живую воду!.. Вот, сударыня, как все это восчувствуешь да на свою-то жизнь оглянешься… ох, как сладко!..