Скорбная братия. Драма в пяти актах

Элеонский. Да, правду, да не обо мне. Я сказал вам: вера есть в наших, мысль не умрет, много народу готовится к честному делу! Не умрет добро, не умрет ученье, не умрет любовь к тем, кто забит и голоден! Видите, во мне жива надежда за других. А наш брат, ежовый бурсак, околеет, ибо ему следует сгинуть во цвете лет!

Квасова. Коли вы так про себя говорите, то что же другим-то остается?

Элеонский. Ха, ха! Что я за представитель такой? Я всех умнее, что ли? Во мне вся наука, все мысли, все доблести?! Кабы оно так было, я бы сказал: провались все молодое поколение, нечем изнывать от своей душевной мерзости!.. Все лучше меня, да! Они живи, а я – долой!

Квасова. Да после того, из-за чего же мы-то бьемся? Из-за куска хлеба, по девяти гривен за сто строк набору получать…

Элеонский. Из-за того и бьетесь, и долго еще будете биться!.. Есть девушки, сотни их, по двугривенному в день зарабатывают! Да еще бьют их в придачу.

Квасова. Элеонский, разве нет у вас другой утехи, кроме… (Останавливается.)

Элеонский. Кроме чего, досказывайте!

Квасова. Кроме вина.

Элеонский. Хороша утеха!..

Квасова. Зачем же вы пьете?

Элеонский. Вы опять! А что же мне больше делать прикажете? Свободную волю проповедовать? Захотел, мол, и кончен бал! Капли в рот не возьму! Это у немцев за морем в ходу, а у нас на ком зарубка положена, с той зарубкой и на погост снесут! Да-с.

Квасова. Почем знать, Элеонский, я, быть может, вылечу вас… (Смолкает вдруг.)

Элеонский (протягивает ей руку). Спасибо! Славная вы барышня. Простите же мне тогдашнюю выходку!.. Но послушайте вы меня в последний раз: не подходите близко к беспутным горюнам, как я! Вы работящи, с голоду не умрете. Об учености больно не сокрушайтесь. Голова у вас посветлее многих, что из Бокля мысли выкрадывают! (Встает.) Прощайте! Я рад, что зашел к вам, теперь запить, ровно как полегче будет…

Квасова (удерживая его). Григорий Семеныч!.. Коли так!.. Я бы хотела лучше с вами вместе сгинуть…

Элеонский. Ха, ха! Вот тебе на! Я греха на душу не возьму… Пора идти, первый час! Отдайте деньги Категорийскому. Да чтоб меня не думал искать! Не забудете?

Квасова (машинально). Не забуду!

Элеонский. Покойной ночи. (Надевает шляпу.) Гойда! (Уходит).

IV

Квасова (сперва смотрит ему вслед, потом подходит к кровати). Не надо меня! Сопьется!.. Сгинет!.. Ни на что не годна я! Зато, видите ли, работяща, с голоду не умру! (Бросается на кровать и громко рыдает.)

Сцена 2

ДЕЙСТВУЮЩИЕ:

Кленин.

Элеонский.

Городовой.

Улица. Налево видна вывеска трактира, освещенная фонарем.

I

Городовой (останавливая проходящего Кленина). Не приказано курить!{81}

Кленин. А мне хочется.

Городовой. Не приказано, вам говорят!

Кленин. Видишь, я докуриваю папиросу: как докурю, так и брошу!

Городовой. Коли фордыбачить станешь, так я в контору сведу! Много тут вашей братии шляется, мазуриков.

Кленин. Ты думаешь, я мазурик?

Городовой. Одежонка вся развалилась, а туда же, в шляпе, ровно чиновник!

Кленин. А, одет-то я дурно! Эх, брат, в таком звании состою, что хорошей одежи и не на что обзавести…

Городовой. А по питейным, небось, есть на что шляться?

Кленин. То дело дешевое…

Городовой. Лясы-то точить нечего! Бросай папироску!

Кленин. Вот еще разок затянусь…

Городовой (вырывает у него из руки). Брось, говорят!

II

Элеонский (выходит из ворот). Что за история?.. Ба, господин Кленин!

Кленин (бросает папиросу). Ну, видишь, иди своей дорогой!

Элеонский. Стража обеспокоил?

Городовой. То-то! Благодари Бога, что еще в контору не свел. (Уходит.)

III

Элеонский. Прелестная случайность!

Кленин (подходит к нему близко). Лучше бы она нас не сталкивала, господин Элеонский!

Элеонский. Не ударяйтесь в чувствительность, господин Кленин. Мы в публичном месте.

Кленин. Да, вот сейчас городовой хотел меня в контору стащить, мазуриком обругал, все это в порядке вещей… Видит, оборванец… значит дрянь какая-нибудь… А скажи ему я, что ты, дескать, братец, с сочинителем говоришь, он бы еще пуще оборвал меня! Но вы литератор! Вы меня обругаете, я знаю, лучше городового.

Элеонский. За что?

Кленин. Вы видели мое неистовство, мое безумие! Это вам доставило, разумеется, великую радость.

Элеонский. Полноте, барин, слова-то нанизывать. Я ведь, батюшка, не зверь. Я же к вам тогда подошел, да вам угодно было оттолкнуть меня. Мы, плебеи, ваших тонких страданий не можем понять.