Скоро конец света

Ясное дело, что ни в какую семью мне не надо, но насчет свободы Валенок прав: если они могут запихнуть меня в психушку, то могут отправить и в любую семью, разве нет? Можно, конечно, этим новоявленным родителям не понравиться, сказать, что у меня ВИЧ, напугать заразной кровью, но будет ли от этого какой-то толк, если они уже обо всем знают? Раз придут забирать, значит, наверняка в курсе, и это их не испугает.

Я все ломал голову, как бы испортить о себе впечатление настолько сильно, чтобы они, как и все остальные, отказались от меня, но на ум ничего не шло, да и к тому же не покидало ощущение, что это все какой-то план, что меня заберут в любом случае и в любом виде.

В игровую пришли Баха и Цапа – я подумал, что сейчас сгонят с мягкого кресла, и уже хотел было сам уйти, но они развалились на пуфиках перед теликом, а Баха даже любезно спросил:

– Че с лицом?

– Ничего, – буркнул я.

– А че ты тогда сидишь с таким видом, будто говна пожрал?

– Ничего!

– Так если ничего, то не корчи такую рожу, – рассудил Цапа. – А если корчишь, то говори, что случилось.

Их грубоватый, но участливый тон тронул меня, и на секунду я даже забыл, с кем имею дело, – захотелось рассказать все как есть.

– Кажется, меня заберут сегодня.

– В семью?

– Ага.

– А ты че, не хочешь?

– Нет, я хочу к Анне и Бруно, в Америку.

– Ну туда тебе не попасть, – произнес Цапа с несвойственным ему сочувствием.

– Тогда никуда не хочу.

Баха как бы между прочим рассказал:

– У меня был знакомый, который тоже не хотел в семью, поэтому он ночью пырнул своего приемного отца заточкой.

– Тоже предлагаешь всех перерезать? – огрызнулся я.

– Можем научить делать заточку, – с глупым смешком подхватил Цапа.

Заметив, что их идея не вызвала у меня энтузиазма, они начали предлагать другие варианты – все они звучали, словно вырванные из игры «Как достать соседа», в которую мы играли на баторском компе несколько лет назад.

– Подсыпь им что-нибудь в еду.

– Сделай вид, что забыл выключить воду, и затопи всю квартиру.

– Когда я еще жил с отцом, он выгнал моего кота, потому что тот начал таскать к нему в кровать дохлых крыс. Можешь тоже так попробовать.

Это Цапа сказал, а Баха засмеялся так, будто это лучшая шутка в мире. Если бы не мое плачевное положение, я бы тоже нашел это смешным, но тогда я только смерил их сердитым взглядом и отвернулся.

Посчитав меня скучным для дальнейшего разговора, они отвернулись к телику и начали переключать каналы: новости, мультики, сериал «Обручальное кольцо», клип Димы Билана и так по кругу.

Я до самого вечера просидел, притаившись в кресле, пытаясь представить, кто будут эти люди и какая рядом с ними будет жизнь. Даже начал жалеть, что устроил такую истерику в доме Бориса Ивановича и тети Оли: если бы я знал, если бы я мог хотя бы предположить, что меня отдадут незнакомцам, я бы лучше остался с ними.

Я так долго был неподвижен, что, когда всех стали зазывать на ужин, не сразу сообразил, как пошевелить руками и ногами. Тело одеревенело и плохо слушалось. Воспиталка, встав надо мной, поторапливала, и больше из вредности я сказал:

– Я не пойду, я не голодный.

– Пойдешь.

– Не пойду.

– Пойдешь! – твердо ответила она. – После ужина выходи с вещами в холл, понятно?

– Куда меня увозят?

– В Америку, – иронично произнесла она, и я понял, что она просто смеется надо мной.

– Не смешно, – негромко буркнул я, выбираясь из кресла.

По пути в столовую я вглядывался в лица всех взрослых людей, которые казались мне незнакомыми, и пытался понять, кто из них заберет меня сегодня. От этого все встречные выглядели как те самые «они» – злобные монстры из кошмаров.

* * *

Макароны с тушеной курицей и чай с лимоном – таким был мой последний ужин в баторе. Если бы я знал, что он последний, я бы, наверное, отнесся к нему иначе. У баторской еды специфичный вкус, хотя готовится она из обыкновенных продуктов, но только там, в стенах детдома, эти продукты приобретают странный привкус – я бы никогда об этом не узнал, если бы не бывал в разных семьях и в конце концов не попал в свою. Это сложно объяснить, но мысленно я так его и прозвал – «баторский вкус», который приобретает любое блюдо, приготовленное в огромных кастрюлях с надписями («Борщ», «Компот») и небрежно раскиданное по отколотым тарелкам. Вкус сиротства и безнадеги. Теперь-то я знаю, что все то время, что я ел холодные переваренные макароны, другим детям с любовью готовили мамы и папы.

Не знаю, почему я тогда ни с кем не попрощался. До последнего не верил, что происходящее – правда. Все думал, что никуда не поеду, что меня не заставят, и так был в этом уверен, что вел себя как обычно. Назвал Кабана чавкающей свиньей, а Валенка – придурком (он отщипывал от хлеба крошки, скатывал их в серые комочки и складывал обратно, в общую тарелку с хлебом). Это было последним, что я им сказал, после чего решительно поднялся, дал себе обещание не поддаваться ни на какие уговоры и так же решительно отнес свою посуду в мойку. Ну а потом – на выход, бороться за свои права.

Только никакой борьбы не получилось. Потому что не нужна была эта борьба.