Тамура оглядела окружавших ее воительниц, их воодушевленные лица, их неистовый энтузиазм. Она даже не подозревала, что способна на такое. Она направила их, сконцентрировала, нацелила. Да. Они объединятся ради силы Скорпики. Они были за нее.
И если они поддержат Тамуру, как свою законную королеву, она поведет их за собой.
17
Промах
Сессадон изначально была в невыгодном положении, что, возможно, объясняет, почему все так быстро испортилось.
В то утро Хана поднялась еще затемно, как всегда, и отправилась проверять ловушки и ставить новые, пока ночные животные не улеглись спать. Сама она ночевала в пещере, неподалеку от оболочки колдуньи, которую теперь можно было признать телом. Иссохшее стало полным, на костях появились мышцы, истощенные члены окрепли, и тело было почти готово ожить. Ему не хватало только одного – того, чего не могли дать ни кабаны, ни змеи, ни птицы. Создания Всея Матери были разными, как и их жизненная сила. Тело колдуньи нуждалось еще в одном источнике жизни.
Пока Хана спускалась к берегу, чтобы проверить сети, расставленные на мелководье, пошел мелкий дождь. В сети часто попадались скальные крабы, их сладкая и нежная мякоть стоила того труда, который приходилось затрачивать на раскалывание их жестких пестрых панцирей. Но сегодня, еще до того, как она выяснила, полны или пусты ловушки, она заметила что-то необычное. Тусклое пятно на сверкающих волнах. Она подходила все ближе и ближе, пока не смогла определить, что это.
Круглое, низкое очертание было заброшенной
Ее собственная
Хана кралась вперед, двигаясь по тропинке, напрягая все свои чувства. Только в нескольких ярдах от леса она увидела незнакомку.
Возле самого большого дерева, стоявшего рядом с тропой, укрывшись под его ветвями, сгорбилась женщина с мокрой сумкой, что-то бормоча себе под нос. У Ханы екнуло сердце: она увидела сестру-воительницу. Тело женщины было необычайно маленьким и стройным, не таким мускулистым, как у большинства воительниц, но ее кожаные сапоги были безошибочно узнаваемы.
Женщина еще не заметила ее. Хана приветливо улыбнулась, двигаясь вперед, ближе.
Но в тот же миг Сессадон заметила незваного гостя. Она среагировала, услышав Хану и увидев, что она делает.
Желания Сессадон и Ханы не совпадали. Она хотела смерти воительницы.
И вот, даже когда Хана по-дружески протянула руку в сторону стройной, маленькой воительницы с улыбкой на лице, Сессадон вцепилась ей в мысли, чтобы развернуть в другую сторону
Хана замерла на месте, ее рука повисла в воздухе, а на лице застыло замешательство.
Другая женщина поднялась с земли, медленно разворачиваясь.
Когда она заговорила, ее голос дрожал.
– Хана?
Рука Ханы покоилась на рукояти ее меча, но было что-то такое знакомое в этой женщине, изгиб уха, она…
– Хана, – выдохнула другая женщина, почти смеясь, ее глаза блестели от восторга. – Я нашла тебя! Я обыскала столько островов, я надеялась, но… Я не могу в это поверить! Мне так много нужно тебе сказать, и это ты, и… Хана?
Внутри себя Хана противилась приказу Сессадоны. «
– Это я, Марбера, – сказала другая воительница, ее уверенная улыбка померкла. – Разве ты меня не узнаешь?
В голове Ханы пронеслись воспоминания. Ее шепчущие губы касаются изгиба нежного ушка Марберы. Мгновения в хижине оружейницы одной долгой, лютой зимой, когда они в поисках тепла прижимались друг к другу – плоть к плоти. Мускус и соль заглушали запах изношенной кожи и холодного железа. Воспоминания отошли в сторону, поблекли, но никогда, никогда не исчезали. Никогда.
Сессадон надавила сильнее. «
Меч выскользнул из ножен, и прекрасные глаза Марберы расширились. Когда Хана и Сессадон сражались в голове Ханы, в тишине, в которой громче всего звучал стук утреннего дождя, Марбера приняла решение.
Она отбросила сумку и бросилась бежать в лес.