Читаем Скорпика полностью

Скорпика

Когда незваная гостья потеряла сознание, Сессадон заставила Хану оттащить бессознательное тело обратно в пещеру, что она и сделала, рыдая всю дорогу. Дождь ослабел, а затем прекратился. Теперь, когда все стихло, колдунья поспешно закончила восстанавливать заклинание, а затем сосредоточилась на Хане, которая все приближалась и приближалась со своей невыразимо тяжелой ношей. Сессадон требовала от своей любимицы слишком многого, она знала. Но тем не менее она не могла искренне сожалеть. Это был единственный возможный выход. Другого выбора не было.

Она щелкнула пальцами и высосала последнюю жизненную силу из тела незваной гостьи, чувствуя, как энергия устремляется в нее, словно мощный прилив. Теперь Марбера была мертва, ее дыхание исчезло, сердце остановилось, а безжизненное тело обмякло на камнях, как выброшенная кукла.

Хана закричала.

Ее крик был самым ужасным, который Сессадон когда-либо слышала. По-своему неземным. Этот крик был пронзительным воплем страдания, распространяющимся океаном ужаса, которому, казалось, не будет конца. В сознании молодой женщины не осталось ничего, кроме этого крика. Сессадон осознала ошибку, когда исправлять ее было уже поздно. Пытаясь удержать заклинание и заставить Хану действовать вопреки собственным желаниям, делать то, чего та никогда бы не сделала, она слишком быстро довела свою питомицу до крайности. Так быстро, что теперь, как она поняла, пути назад уже не было.

Мозг охотницы плавился, меняя цвет, красная кровь превращалась в сероватую жидкость, в лужицу чего-то прозрачного; Сессадон все это видела. Он выглядел точно так же, как разрушенный мозг юной служанки в то давнее время, когда Сессадон впервые лишила ее разума, еще до того, как узнала или поняла пределы своей силы. Мозг представлял собой беспорядочное розовое месиво, но по-прежнему раздавался крик.

Колдунья сама почувствовала, что ее разум в опасности от силы этого крика, такого громкого, такого дикого.

Сессадон ворвалась в разум охотницы, чтобы заглушить вопль, и все вокруг разом потемнело: весь мерцающий свет, последний вихрь цвета, все воспоминания, все слова, вся жизнь.

Она находилась в голове молодой женщины с того дня, как Хана прибыла на остров, была ее постоянной спутницей, а теперь все закончилось. Что она натворила? Оживила один из своих худших страхов: Сессадон снова была одна, совсем одна. Паника поднялась в ее горле. Она боролась с ней. На это еще будет время, время скорбеть, время сожалеть. Но возврата к прошлому не было; разум Ханы угас. Осталось только ее тело, и оно могло сохраниться, а могло и нет. Она ничего не могла сделать для охотницы. Но Хана могла сделать кое-что для колдуньи.

Сессадон с жадностью глотала жизненную силу Ханы, выпивая ее, как воду, чувствуя, как внутри нее растет сила. Она утолила жажду, о которой и не подозревала, наполнилась пьянящей силой, словно вдохнула не просто воздух, а целый новый мир. Она почти поблагодарила мертвую женщину, хоть Хана и не могла ее слышать.

За годы, проведенные в мыслях охотницы, она узнала, что скорпиканки верили, что после смерти они переходят в некие священные охотничьи угодья. Поле битвы за гранью, как они это называли. Она надеялась, для блага Ханы, что какая-то ее часть пробудится в этом священном месте даже сейчас. Остатки тела на этой земле были ужасны. Тело скорпиканки, каким оно было, лежало на земле, как выброшенная шелуха, на полу пещеры. Колдунья, выпив ее дух, иссушила то, что осталось, сжав тело, как сдувшийся, вялый желудок мертвого животного. Не просто мертвого, а истощенного.

И тело Сессадон, заново созданное из смертей с помощью темной коварной магии, начало двигаться.

Она вышла из неглубокого бассейна, в котором жила, казалось, целую вечность. Ощущение того, что у нее снова есть руки, ноги, сердце, горло, – с этим мерцающим странным ощущением придется некоторое время смириться. Оно было одновременно сильным и дезориентирующим. Она не знала, что делать с этим телом, оно стесняло ее, одновременно даровав ей неограниченные возможности и ограничивая их. Всегда ли она могла чувствовать движения своего сердца в груди, неровные, словно у жеребенка, только что научившегося стоять? Но сейчас ей не нужно было знать все, не в эту минуту, сказала она себе. Еще будет время.

Посмотрите на нее сейчас: движется, потягивается, рассекает пространство в воздухе. Странное ощущение – чувствовать, как воздух расступается вокруг нее, над ней, а земля пружинит под ногами. Она моргала, дышала и вздрагивала. У нее были свои глаза, чтобы видеть, и свои ноги, чтобы ходить. Теперь у нее было тело, соответствующее ее необъятному разуму, а вместе с ними у нее был план.

Сессадон восстала из мертвых.