Скорпика

Но, возможно, именно эта форма материнства станет единственной, которую она когда-либо ощутит. Кхара дха Эллими лишила ее матери; Бездевичье, какова бы ни была его причина, лишило ее дочерей, которых она могла бы родить. Тамура никогда не почувствует, как между бедер зарождается жизнь, не освободит ее от своего тела и не подержит в своих объятиях мокрого и скользкого ребенка. Теперь все это было в прошлом.

Но Тамура могла все изменить. Она могла бы помочь Скорпике выжить, забрав этих девочек к себе, показав им путь, воспитав их. Если бы только она могла проводить с девочками все свое время. Но мешали другие заботы, другие тревоги.

Ее союзники были ей преданы, и она не боялась, что они предадут ее, но со временем их слабости становились все более очевидными. Бохара, например, позволяла своему пристрастию к «расколотому вину» брать над ней верх. Однажды она исчезла из лагеря без предупреждения. Прошло несколько часов, прежде чем выяснилось, что запасы «расколотого вина» в лагере иссякли, и Бохара ускакала пополнять их из цепочки пещер, используемых для хранения продуктов, где текли прохладные источники. Тамура беспокоилась, что в следующий раз, когда она понадобится, – когда бы это ни случилось, – она окажется ненадежной.

Та, которую звали Ибис и которая была в Фингернейле вместе с Тамурой, сдружилась с воительницей по имени Руя, хрупкой на вид женщиной с нежными, как цветки шалфея, чертами лица. Раньше Тамура была бы рада, если бы подруга нашла себе спутницу, особенно Ибис, которая, казалось, всегда нуждалась в компании, в отличие от самой Тамуры. Но Руя, как известно, не одобрила путь Тамуры к власти. Тамура слышала, как Руя называла ее мясником. Если однажды Ибис придется выбирать между королевой и соплеменницей, Тамура не была уверена, в какую сторону подует ветер.

А эта женщина Гретти казалась все более и более скрытной. Она почти никогда не говорила напрямую с Тамурой, но та ощущала ее незримое присутствие в любом закоулке. Почти каждый день слышались шепотки, косые взгляды, часто можно было видеть спину Гретти, исчезающую за створками шатров, за деревьями, во время собраний. Ее до смерти тошнило от вида этой женской спины, узкой и издевательской.

Из-за всех этих трудностей Тамура редко засыпала крепким сном. Где бы она ни спала, в шатре или под звездами, она металась и ворочалась. Сны проносились в ее голове, как дикие и свирепые пони Божьих Костей, и лишь с восходом солнца они успокаивались и становились похожими на терпимое повиновение.

Утром ее первой мыслью всегда было одно и то же: снова выйти на тренировочную площадку. Обратиться к девочкам. Убедить их полюбить ее – чувство, в котором Тамура нуждалась больше, чем в пище и чем в воздухе. Если она получит их любовь, значит, Скорпион согласен с тем, что она королева. Если у нее будет их любовь, она сможет сделать все что угодно.

* * *

Безымянная арканская девочка, пришедшая к ним на седьмом году Затишья, была без дара. Так уж повелось. В ее клане не давали имени, пока не проявится дар, которым благословила Велья, а ее собственный дар еще не проявился. Никто в их деревне не умел распознавать чужие дары, поэтому она выжидала. Когда в ее деревню пришли воительницы, время закончилось. Вооруженные до зубов, они заявили, что если им дадут достаточно девочек, то они не возьмут ни одной против их воли. Ее первой вывели вперед. Воительницы сказали, что ее жизнь станет лучше. Безымянная девочка не была уверена в их словах, как и во многом другом.

Так она начала свой путь на север, из Арки в Паксим и далее. Все, что она видела, казалось ей новым и странным. Сначала ее удивили здания. Вместо того чтобы скрыться под землей, как она привыкла, они взмывали в небо. И деревья. Так много деревьев. Высокие, раскидистые сосны. Бледные ветви берез, широкие ветви кедров. Все это было далеко от чахлого, скрюченного кустарника, который они называли деревьями в восточной Арке, почти на границе с Божьими Костями. По дороге воительницы взяли еще девочек: сначала пять, потом десять.

Она шепталась с другими девочками, а они с ней, ночуя на обочине дороги в своих спальных ложах, пока отряд шел на север. Они делились своими историями, которые различались в деталях, но не в главном. Как и безымянная девочка, никто из других арканок не обладал великими дарами, по крайней мере, ни у кого из них еще не открылся дар. Одна из них была ребенком второго мужа ее матери, пользовавшегося меньшим благоволением, и когда мать отвергла мужа, девочка ушла с ним. Когда воительницы забрали ее ночью, она не знала, известно ли ему, что с ней случилось, а если да, то волнует ли это его.

Все девочки из Паксима остались без матерей, кроме одной. Ее история, если это возможно, была еще печальнее, чем у остальных.

– Меня купили, а не украли, – прошептала она, и каждое слово звучало в темноте точно, почти осязаемо. – Моя мать потребовала плату. Некоторые говорят, что дочь – это бесценная драгоценность. А я считаю, что все зависит от цены, правда?