Скованный Прометей

Повисла пауза, которую, не выдержав, прервал Диего:

— Так чего ты хочешь от меня, твоя светлость?

— Подробности той встречи. Любую мелочь.

— И что мне с того?

— Висеть на рее не будешь. По крайней мере не за прошлые грехи. Можешь даже к нам присоединиться. Мы тут все в одной лодке. Клянусь именем Господа нашего Иисуса Христа, что ныне не рождён, но грядёт — всё, что бы ты ни совершил, тебе простится.

— А ты знаешь, какие грехи мне отпускать? — усмехнулся мориск.

Онорато хотел ответить, что за попытку стравить генуэзцев с венецианцами в Игуменице, но передумал. Подался вперёд:

— А ты расскажи. Как дошёл до жизни такой.

— Зачем тебе это?

— Хочу знать своих людей.

Вибора засмеялся, потом закашлялся. Согнулся пополам. Когда отпустило, прохрипел:

— А ты весёлый малый, твоя светлость.

Каэтани приблизился к мориску, вытащил кинжал. На лице Диего не дрогнул ни единый мускул. Герцог бесцеремонно повалил его набок.

— Чему ты удивляешься? Ты же видел, это совсем другой мир, всё вокруг чужое.

Запястье Диего обожгла сталь.

— Эй, поаккуратнее там.

Он почувствовал, что руки освободились. Вытащил их из-за спины и принялся растирать затёкшие запястья.

— Мне нужен каждый меч, — сказал герцог, — а к тебе личной неприязни нет.

Вибора потянулся, немного подумал. Нехотя сказал:

— Хорошо. Расскажу, что знаю, но предупреждаю, сделка выгоднее для меня, чем для тебя, твоя светлость. Знаю я немного и это вряд ли поможет.

— Я клятвами просто так не бросаюсь, — сказал Каэтани и вновь устроился на своём насесте.

Диего вздохнул, прокашлялся и начал рассказ.

Он действительно был мориском. После падения Гранады в год Господа нашего тысяча четыреста девяносто второй его дед крестился, но продолжил тайно исповедовать ислам. Участвовал в Эспаданском восстании, где и сложил голову. Вскоре после этого его сын, отец Диего, уехал в Толедо, дабы учиться у тамошних мастеров-оружейников. Прошёл весь положенный путь от ученика до мастера, достиг больших высот в ремесле, но нажил завистников, которые сообразили настрочить донос куда следует, будто крещёный мавр ежедневно совершает намаз. Святая Инквизиция за морисками в те годы приглядывала пристально. Из следственного застенка отец не вернулся.

Для Диего с матерью весь их уютный отлаженный мирок разом рухнул. Промыкались впроголодь несколько лет, пока матери не удалось спихнуть сына в услужение к одному беспринципному полунищему идальго. Этот господин слонялся по стране, едва сводил концы с концами, и время от времени выполнял некую работу для различных уважаемых людей. Результатом этой работы становился неиссякающий поток заказов мастерам-каменотёсам, что делали надгробия. К морискам идальго относился очень хорошо и даже имел кое-какие дела с контрабандистами-берберами. Беспринципный же грешник, прости Господи. И воспитанник таким же вырос. В пятнадцать заработал себе прозвище "Гадюка".

К девятнадцати годам Диего остался один. Умерла мать, а затем закончил свой земной путь и старший товарищ — укокошил на подстроенной дуэли некую важную персону, не озаботился своей безопасностью и угодил в тюрьму. Где его вскоре зарезали во сне.

Долгая и кривая дорожка привела молодого человека в Алжир, где он и свёл знакомство с Гассаном-эфенди. Диего стал телохранителем рыжебородого и время от времени выполнял кое-какие поручения.

— Какие? — спросил Каэтани, уже догадавшись, что ответит мориск.

Диего усмехнулся.

— Ну а какие ещё братья Святого Марка выполняют?

Стемнело, но главные улицы Мессины хорошо освещались фонарями. Дом, где уже второй месяц, ожидая прибытия всех сил объединённого флота, жил Агостино Барбариго, располагался в северной оконечности города, в одном квартале от порта. До него оставалось совсем недалеко, когда из тьмы под фонарь навстречу семерым венецианцам шагнул человек.

— Вы только поглядите, кто здесь прогуливается, — протянул Вибора.

— Что вам угодно, сударь? — спросил Барбариго.

— В отношении вас, сударь — совсем ничего. У меня дело к вашему спутнику, — Вибора неспешно извлёк из ножен шпагу.