Сковородка судного дня

– Теперь другие будут, – сказал Марек строго. – За каждого лессера, Аделька, наш бургомистр будет платить положенную цену.

– Кем положенную?

– Мной! И поверь, суммы, с которыми пан Килер расстанется, ни в какое сравнение не идут с выгодой, полученной им от уничтожения нечисти.

Спорить я не стала, спрятала в чехол сковороду:

– В любом случае на сегодня охота закончена. Оборотня я спугнула, приманивать его при тебе не собираюсь, так что можем в город возвращаться.

Марек подождал, пока я развернусь и сделаю несколько шагов:

– Кто бы мог подумать, что мужская одежда Адельке к лицу. – Смотрел он не на лицо, а пониже спины, где тонкая кожа штанов облегала мои бедра.

Легко отбив протянутую ко мне руку, я предложила:

– Или давай сегодня дело закончим. Ты позволишь мне себя связать, и я продолжу охоту.

– Этим? – Марек тряхнул накидкой, разворачивая ее. – А вдруг темпераментная панна Аделька желает меня слабосильного стреножить и зацеловать до смерти?

Движения его мне не понравились, ловкие они были, расчетливые, я попятилась:

– Наш первый и последний поцелуй, пан пришлый, был мне отвратителен.

– Мне так не показалось.

Я отпрыгнула, пригнулась, пропуская сеть над головой:

– Кому кажется…

Не закончив фразы, я кувыркнулась вперед, сделала подсечку, Марек убрал ногу, мы стояли друг против друга, обменивались настороженными взглядами.

– Скасгардийский рисунок боя, – сообщил Марек. – Против равного соперника хорош, но…

Накидка раскрылась огромным сетчатым зонтом в ночном небе.

– Но я, моя ядовитая, чародей.

Все произошло быстро, я ничего не успела, купол рухнул, кружево облепило мое тело как кокон, сбило с ног. Марек приблизился, присел на корточки, разорвал ткань у лица, отдернул руку, за которую я его цапнула:

– Клянусь, никто не причинит тебе вреда. Сегодня никто, даже я. Ты все правильно рассчитала, милая, ты – идеальная приманка. Но привычными твоими приемами с этим лессером не справиться. Я сам, не мешайся. Клянусь… – Он хитро прищурился, тон его изменился, из увещевающего стал дурашливым. – Действительно не понравилось? Нет, скажи, что именно в моем поцелуе вызвало твое отвращение? Ты на него не ответила, но дрожь, дыхание, все говорило о возбуждении…

– Надеюсь, – выплюнула я, – оборотень распорет тебе живот, сожрет сердце и печень.

– Жаль разочаровывать такую красивую панну, – вздохнул Марек и, подхватив меня под плечи и колени, поднялся, – но ливер мой останется при мне. Твой, впрочем, тоже. Сегодня. Потому что делиться этим драгоценным телом я ни с кем не намерен. Давай, Моравянка, злись, ненавидь, можешь даже рыдать. Человеческие чувства усилят твой запах. Страх? Но ты не умеешь бояться.

Чародей уложил меня на гладкий сруб сосны, как жертву на алтарь, внимательно посмотрел в лицо:

– Холодная ты, Аделька, как глыба снежная, даже ненависти пристойной у тебя не получается испытать. Наверняка пытаешься пальцами кружево растянуть, прикидываешь, куда первый удар нанесешь. Плохая приманка.

Это он зря, за его плечом уже порхал вомбургский лавочник, значит, оборотень приближался. Марек наклонился с жарким шепотом:

– К счастью, есть способ ледяную Моравянку растопить, проверенный способ…

– Сзади! – закричала я.

Марек обернулся, олень застыл в прыжке, оторвавшись от земли, осыпался золотыми осколками, в куче блесток что-то копошилось и попискивало, рога, зацепившись за ветку, болтались у самой земли.

– Правда, эффектно? – спросил чародей, кончик его пальца прошелся от моего подбородка по груди, разрезая, как лезвием, кружевные путы.

– То есть, – спрыгнула я с пня, оттолкнув чернявого, – связывать меня было не обязательно? Ты развлекался? Песья дрянь!

У моих ног в золоченой шелухе ворочался светловолосый голенький младенец.

– Мальчик, – сообщил Марек, как будто в этом у кого-то могли возникнуть сомнения. – Не хочешь его поднять? Кажется, у женщин что-то должно внутри срабатывать, согреть там, накормить.

Я завернула ребеночка в драное кружево, прижала к груди:

– Что это такое?

– Олень из зачарованного леса. Волшебные звери, да будет тебе известно, через некоторое время награждаются человеческой жизнью.

– За убийства?

– Почему за убийства?

– Потому что пятнадцать лет назад, – приподняла я пищащий сверток, – он десяток вомбурских горожан порешил.

Мальчик поморгал светло-зелеными глазками, раскрыл широко беззубый рот и захныкал.

– Говорит, не специально, – перевел чародей, – говорит, защищался: или он, или его. Но не убивал, люди сами… – Марек прислушался, покачал головой. – Попал в капкан, пришлось ногу отгрызать. У оленя потом новая отросла, зато отделенную охотники в котле сварили, чтоб от этой похлебки волшебных сил получить. Ну и… Плоть подобных созданий для человека смертельна, после сытной трапезы она животы охотников изнутри открыла.

– А девочки? – спросила я неуверенно. – Одну Марыся звали.

Малыш опять залепетал, но перевода я ждать не стала, отдала сверток чародею:

– После расскажешь, у меня кое-что срочное.

Марек внимательно смотрел, как я брожу по просеке, поигрывая в руке сковородкой.

– Покажитесь, пан брехун, знаю, неподалеку где-то прячетесь.