Сковородка судного дня

И без паузы перешел на доманский. Сначала пристыдил пана Руфуса, потом осыпал комплиментами Алондру. Слов я не понимала, но предполагать их значение могла. Девицу держали за плечи две женщины, наверняка мать и сестра, батюшка, оказавшийся не старше жениха, всем своим видом выражал скорбь и смирение. Марек продолжал вещать, и глава семейства стал на глазах веселеть. Чародей развел руками, произнес гортанную фразу, пан Руфус приблизился к Алондре, опустился на колено, облобызал девичью ручку.

Все зрители на этажной клетке не поместились, усеивали лестницу, перегибались через перила, среди голов в ночных колпаках и чепчиках я заметила шлемы стражи. Значит, Петрик исполнил приказ, и бургомистр явился в мой трактир.

Марек негромко беседовал с паном Диего, похлопал его по плечу, постоялец кивнул слугам, увлек за собой супругу. Скандал явно заканчивался. Интересно, что все-таки говорил чародей?

Гражина восхищенно пробасила:

– Вот ведь сказочник чернявый. Сомнамбулизм, очень модная сейчас болезнь, донья Алондра ей, оказывается, подвержена. Бродит, бедняжка, во сне, себя не осознавая. Дон Диего тут же припомнил, что и матушка его этим недугом страдала. Разумеется, врет. Но, к счастью для всего семейства, Руфус им столько должен, что ему лучше поверить.

Со второго этажа, рассекая движущуюся навстречу толпу, поднимался Карл. На меня он не смотрел, искал глазами Марека.

– Я, Адичка, лучше с Рузей пережду, от греха, – решила тетка. – Эх, жалко парня…

Ее морозное присутствие исчезло вместе с голосом. Я поморщилась. Дело сделано, чего теперь жалеть?

Бургомистр улыбнулся, поклонился, облобызал мои руки:

– Поздравляю, панна Моравянка, с удачным завершением операции.

Четверо стражников стояли на верхних ступеньках, постояльцы разошлись.

– Какой ты все-таки урод, Караколь, – сказал чародей по-тарифски. – Ну давай, начинай читать свое уродское заклинание.

Пан Килер, кажется, удивился. Нет, не кажется, точно. Наверняка он заранее все, что нужно, произнес. Марек тоже это понял, криво улыбнулся:

– Что, не сработало? А ну-ка, прикажи мне что-нибудь.

Внизу хлопнула входная дверь, дробно застучали каблуки женских туфелек.

– Милорд, ваше высочество, срочная информация.

Запыхавшийся голосок принадлежал секретарше панне Ясне; перегнувшись через перила, я увидела и саму девушку, взбегающую наверх, и Петрика, подслушивающего из угла залы.

– На два слова, господин, это важно.

Карл спустился навстречу помощнице, они зашептались, из рук в руки перешла скомканная бумажка.

– Святые бубенчики, – сказал негромко Марек у моего плеча, – переполох в крысином семействе.

Я не успела даже ойкнуть, чародей втолкнул меня в покои, захлопнул дверь, на ней вспыхнула и погасла решетка запирающего заклинания. Браслет на запястье Марека огненно мерцал.

– Обряд не закончен, значит, ты, Адель, еще можешь снять с меня артефакт.

Я покачала головой:

– И не подумаю.

– Адель!

Я пятилась от Марека, стараясь не споткнуться. Гардеробная, спальня. Здесь царил разгром: от кровати остались обломки, матрас лежал на полу, ширма перевернута. Дальше отступать было некуда, я остановилась в центре комнаты. Надеюсь, тетки не пострадали.

– Адель! – Чародей поднял ко мне руки в молитвенном жесте. – Умоляю, освободи меня от этой побрякушки. Только ты это можешь. Не хочу становиться рабом фаханьего принца! Обрекать меня на такую судьбу жестоко. Ты ведь добрая, Моравянка.

По моим щекам потекли слезы. Добрая? А еще живая, пока живая.

– Прости меня, – бормотал Марек, – за все прости. Никогда не буду тебя ни к чему принуждать. Болван был, решил, если запру, ты после спасибо скажешь.

– Права мою судьбу решать у тебя нет!

– Нет, Адель, ни малейшего права.

– Я свободная сильная женщина.

– Да.

Врет или действительно соглашается? Ну же, Моравянка, решай. Да, этот пан пытался тебя свободы лишить, но, кажется, раскаялся. Он опасен? Да? Настолько, чтоб его самого обезволить? Подожди еще немножко, отдай Марека во власть фахана. Тебе этого совсем не хочется? Ты ведь добрая.

– Обещай, – я прикоснулась ладонями к его запястьям, – что, освободившись, немедленно покинешь Лимбург. Решишь вернуться не раньше, чем через сорок лет. Ты ведь чародей, что тебе время. Обещаешь?

Марек поднял чернющие глаза от наших рук к моему лицу:

– Уйти? И если поклянусь, ты этот браслет снимешь?

– Да!

– И сорок лет будешь здесь без меня стариться?

– Да!

– В обществе милейшего Караколя?

Артефакт выглядел сейчас как раскаленный в кузнечном горне, а наощупь оказался ледяным. Я чувствовала подушечками пальцев загогулинку замка, надавить, и кольцо разомкнется. В дверь гостиной требовательно стучали, пан Килер устал ждать на лестничной клетке и наверняка уже снял чародейское заклинание. Ну же, почему Марек медлит? Пусть поклянется, я немедленно сниму браслет. Ждет ответа? Что он там спросил? В чьем обществе я собираюсь провести ближайшие четыре десятилетия?

– Да какая разница? – фыркнула я. – Придет время, будете опять с фаханом за мою уже постаревшую тушку сражаться.

– А до этого Караколь все свои силенки на то, чтоб тебя в себя влюбить, бросит.