Сковородка судного дня

– Не части, – перебил Болтун, – раскудахталась. Знал, не знал… Мыслей я не читаю. Скорее не знал. Вспомни, он, прежде чем на тебя с поцелуями наброситься, бормотал себе под нос заклинание-привязку. Зачем? Решил, что, если кто-то его подталкивает цветочек волшебный зажевать, он этого делать не будет. Наверное.

– А поцелуй? – напомнила я.

– Послужил наградой за удачно проведенную комбинацию. То есть чародей так, наверное, думал. Я так мысленно хохотал, Адель, когда вы целовались! Ха-ха!

Я жарко покраснела:

– Мармадюк все о прошлом вспомнил? Он ведь, наверное, вчера немало пану Килеру рассказал?

– Все, не все… Мармадюк – хитрый пройдоха, многое я бы отдал, чтоб мысли его прочесть. А фахана… да, развлек беседой, когда понял, что тот его в свою магическую лабораторию пускать не собирается. Такие, знаешь ли, подробности о житье-бытье с вышними феями изложил, что крысиный принц чуть в обморок не брякнулся. Фахан, Аделька! Чтоб ты себе знала, эту породу вообще мало что смутить может. Рассказать?

– Обойдусь.

Мой отказ услышан не был. Подробности. Да гори они огнем, если честно. Интересно, Болтун с нашими медоточивыми камнями в родстве не состоит? Они такие истории тоже обожают. Фу, гадость.

– И что теперь делать? – перебила я, как только удалось вставить слово.

– Помочь этому ненормальному силы свои вернуть и в каннибализме не замараться. – Браслет выпустил из глазок стебельки, как улиточные рожки, и ткнул ими в мою сторону. – Каннибализм – это такое извращение, когда существа других существ своего вида поедают. Вы с Мармадюком – оба люди, поэтому так называется. Если, например, ты Караколю достанешься, тогда…

– В вышних сферах человекоедение процветает?

– Ну это же фигурально, твоя сущность превратиться в прекрасный цветок… Погоди, погоди… Адель по прозвищу Моравянка, что-то мне аура твоя подозрительна… – Один из стебельков молниеносно удлинился, уколол меня в палец, спрятался внутрь пластины браслета. Вскрикнула я после, рассматривая запекшуюся корочку на месте ранки.

– Прижег, сразу прижег, – успокоил Болтун, – кровь для анализа понадобилась. Да, сам могу. Что, значит, невозможно? Высший артефакт, знаешь ли, это не рядовой лессер, а… Любопытненько… Что ты там Мармадюку наговорила? Волшебный эдельвейс темной королевы?

– И лотос, – призналась я. – Цветка было два, кажется. Матушка покойная так говорила.

– Понятно, – стебельки, их стало много, изобразили праздничный салют. – Знаешь, Адель, цветочных дев в этом мире, кроме тебя, еще парочка найдется, может, с десяток даже, но ни одну из них обе наши королевы одновременно не одарили. Хотя это тоже фигура речи. Не думаю, что Нобу и Алистер хоть какое-то дело есть до человеческих дел, или… Значит, так. Нам нужно как можно быстрее выяснить, кто и зачем нашему Мармадюку такой вкусный кусочек под нос положил. Рот закрой. Да, нам. Тебе тоже. Что значит – ни при чем? Случайно такими подарками людей не одаривают. Брось. Наврала тебе матушка покойница, не для здоровья. Ладно. Уберу стебельки, раз они тебя раздражают, лицо даже скрыть могу. Не надо?

Я давно потеряла нить разговора. Ладно, разберемся. У нас ведь дел других и нет вовсе. Кушать только хочется. Опять.

Я сказала, что хочу возвращаться домой, выслушала подробную инструкцию и, не дожидаясь пробуждения Марека, поднялась с травы и зашагала в направлении города.

Разберемся. Вместе? Ну, пожалуй. Только по отдельности. Про болтовню с Болтуном я чародею пока рассказывать не буду. Потому что осторожность нужна, всегда нужна. И если подумать, меня обмануть пытались, использовать. Как-то вовсе на искреннее отношение не похоже. Вот и я схитрю.

Значит, вчера Марек попытался в какую-то магическую лабораторию проникнуть, за тем в палаты ехать и согласился. Лаборатория… В ней Караколь, наверное, с вышними сферами общается. Не пустил. Я бы тоже не пустила. Ой, да кого я обманываю?

– Адель, подожди! – растерянный донельзя Марек догнал меня уже на дороге. – Что случилось?

– А я знаю? – изобразила я натуральное удивление. – Сидели с тобой, беседовали, тут ты зевать начал и уснул.

Марек посмотрел на солнце, потер глаза:

– Надолго? И ты меня разбудить даже не попыталась?

Я развела руками:

– Как добрая хозяйка, панна Моравянка позволила своему прилежному работнику отдохнуть.

– Мы, кажется, недоговорили?

– А я передумала, воспоминания твои мне особо не интересны.

Марек не обиделся, зато возжелал крошечный такой поцелуй, оплату за откровенность. Ну и что, что непроявленную. Он готов был, награды достоин. Я сообщила, что, во-первых, никаких поцелуев никому не обещала, а во-вторых, нечего ко мне при людях лезть, в городе уже, стыд какой.

– Доброго денечка, пан Рышард!

Горожанин нам поклонился, выдул в знойный воздух колечко вонючего дыма. Марек задержался возле рышардового крыльца, чтоб перекинуться парой слов.

В трактире на стойке меня ждал конверт, Гося с Петриком внимательно наблюдали, как я ломаю нарядную сургучную печать, достаю сложенный вдвое листочек.

– Чего там, панна Моравянка?

– Приглашение от бургомистра. Завтра в его хоромах торжественный ужин для гостей.