Сковородка судного дня

– В библиотеке спрячусь, – сказала Рузя, когда Марек побежал на кухню за обедом, – тихонечко над зельем своим поработаю.

– Чудесная мысль. – Я зевнула, поправила на груди покрывало. – Тетечка Рузечка, там скоро Петрик ткань нарядную принесет. Успеете до завтра что-нибудь из нее пошить? Прилично чтоб и без особых декольте, ну, солидная трактирщица средних лет, без кокетства и прочих глупостей. Пан Килер на торжественный прием меня пригласил, долго там гостить не собираюсь. Отмечусь для приличия, и все. Олеся еще навещу, если панна секретарша позволит.

Рузечка достала из-под савана растрепанный блокнотик с набросками, полистала:

– Три складки от пояса, юбка в пол, ворот высокий, канитель пущу асимметрично, чтоб внимания к груди не привлекать. Шелк хоть купила?

– Да, коричневый, – кивнула я, – а на отделку – бронзу, такую с прозеленью, под старину. Может, вдовью вуаль приколоть?

– Чтоб румяным личиком не красоваться? – тетка вздохнула. – Эх, Адичка, будь моя воля…

Про ее волю мы с Гражиной прекрасно все знали. Алое воздушное платье, многослойное, как распустившиийся цветок розы, обнаженные плечи в пене кружев, алмазные росинки на лепестках, золотые туфельки с тонкими алыми каблучками. Рузя исполнила этот эскиз в цвете почти десять лет назад. Сейчас показать не успела: Марек возвращался, тетке пришлось спешно скрываться в библиотеке. Гражина осталась, только стала прозрачной.

Парень поставил на столик у кровати поднос:

– Пани Марта желает хозяйке скорейшего выздоровления и передает ей свежий бульон для укрепления сил.

Для укрепления также требовалось кормить меня с ложечки. Будь я привычной Моравянкой, не преминула бы возмутиться, но была я Моравянкой капризной, слабенькой, послушной сильному доброму мужчине, поэтому ела вкуснейший бульон и пирог с угрем, позволяла промокнуть губы салфеточкой, морщилась от горячего, просила сначала на ложку подуть, хихикала оттого, как забавно Марек исполняет приказы.

Неужели любовь именно такая? Один любит, другой позволяет вокруг себя хлопотать? Не особо справедливо. Приятно? Пожалуй, но ненадолго. Завтра меня это все начнет раздражать, ложка с миской полетят в угол или в чернявую голову, а спальня будет оглашена моими воплями.

На десерт у меня был яблочный штрудель с сахарной посыпкой и кружка горячего глювайна, такой у нас варят только зимой или для больных.

– Ты меня опять напоить хочешь? – вдохнула я аромат пряностей, меда и вина.

Чернющие глаза наполнила скорбь:

– Беспочвенные и обидные подозрения, Аделька. От огромной своей любви дювалийское на ваши дикарские компоты трачу.

Отхлебнув, я передала глювайн страдальцу:

– Попробуй, жадина, я больше не хочу, на штрудель даже не рассчитывай, не поделюсь, хотя за волшебницу пани Марту… – Отщипнув кусочек, я засунула его в улыбающийся рот чародея. – Заслужил. Скажи, пища богов?

Десерт мы поделили примерно поровну, хихикали над пятнышками сахарной пудры на носах и щеках, поили друг друга из кружки. Марек спросил меня об отце.

– Не знаю, никто не знает. Маменька… Нет, это не то, о чем ты подумал, болван! Мутти приличной женщиной была! И очень, очень одинокой. Она хотела ребенка, так хотела, что однажды у нее появилась я.

– Что значит «появилась»?

– Так бывает, когда Берегиня о чем-то просит у вышних сфер, о чем-то действительно важном, эту просьбу обязательно исполняют. Мораве нужна была наследница, кто-то, кто сможет после нее берегиней стать. Маменьке отдали меня. Волшебные фаты принесли…

– Куда? – перебил Мармадюк, подавшись вперед. – В Лимбург? В этот трактир?

– Разумеется, нет. Просьбы не так работают. Нужно на священную гору подняться к тому самому озеру, через которое в наш мир феи выходят. Маменька туда паломничество совершила, как положено, искренне помолилась. И две прекрасные девы появились из озера с колыбелькой на руках. Сказали ей, как меня зовут, и предупредили, что младенец не простой, его пришлось росой с волшебного цветка напоить, иначе ребенок бы не выжил. Вот и все.

– Что значит «все»? Имена фей? Откуда они тебя взяли? Морава твоих настоящих родителей искать не пыталась?

– Имен своих волшебные панны не сообщили. – Я пожала плечами. – Откуда? Мутти решила, что меня в жертву темнейшей королеве в одном из горных поселений принесли. Там, знаешь, до сих пор такой культ Нобу процветает. Поэтому она и семью мою искать не стала.

– А ты сама не пробовала?

– Зачем? – хихикнула я. – Да и времени у меня на поиски не было. Берегиня постоянно на посту или после дежурств отсыпается. Мне тринадцать исполнилось, когда мама заболела и слегла, пришлось и трактир на себя взять.

– Неужели твоя мутти, – последнее слово парень почти выплюнул, – не видела, что ты совсем на тарифку не похожа?

– Мужчинам, наверное, неизвестно, что у всех младенцев после рождения голубые глаза, и появляются они на свет без волос? Когда пушок на моей голове потемнел и глаза стали карими, матушка уже настолько меня любила, что никому бы не отдала. Да и, сам подумай, что бы простые люди делали с ребенком с моими особенностями? Матушка, по крайней мере, могла меня от лессеров защитить.