Сковородка судного дня

Я вздохнула и побрела прочь от камней. Какой кошмар.

Да, именно он все организовал, и без него, наверное, все это быстро в упадок придет. Зачем ты настолько хорош, несчастный Мармадюк? Думаешь, я не страдаю? Только не от любви, от вины.

– Моравянка, – нагнал меня чародей, – раз ты, кажется, гнев на милость сменила, приголубь меня, влюбленного бедняжку.

Говорил Марек жалобно, но, осмотрев эту хитрую рожу, я фыркнула и выдернула руку из цепкой мужской хватки.

– Обойдешься!

В город возвращаться не хотелось, я спустилась к реке, набрала в руку прибрежных мелких камешков, стала бросать их в воду. Марек грустно постоял, повздыхал. Его общество меня тяготило. А он, как будто нарочно, умножал мою вину.

– Однажды, – начала я, прервав затянувшееся молчание, – медоточивые камни мне любопытную картину показали. Они, знаешь ли, самые потаенные наши страхи наружу тащат. На этой картине девицу, невероятно на меня похожую, некий чародей жрал. Просто так, как будто обедал.

Неприятные воспоминания заставили поморщиться, я зябко обхватила себя за плечи:

– Понимаешь? Это мой ужас, он с самого детства со мной.

– Что, прямо за столом ел? – заинтересовался Марек.

– С салфеткой и столовыми приборами.

Марек расхохотался и попытался меня приобнять.

– Вот ты, Адель, селянка дремучая! С ножом и вилкой? Ты именно так все это себе представляешь?

– Ну так просвети, – не стала отстраняться я. – Как это делал бы ты, не будь связанным артефактом?

– Ты стала бы цветком, милая, белоснежным эдельвейсом, и… – В голосе Марека слышались мечтательные нотки, его пальцы гладили мою кожу в вырезе блузки, жаркое дыхание обжигало щеку. – Но это теперь неважно, нежная моя девочка. Неужели я совсем тебе не нравлюсь? Ты же хочешь меня, Адель, я знаю… Мы с тобой на всю жизнь связаны, так зачем откладывать приятный миг соединения? Я ведь страдаю, милая, ты обязана мою жажду утолить. Не ту, волшебную, а вполне человеческую, мужскую… Ты меня подчинила, ты за меня в ответе…

Мы не разжимали объятий, но я понемножку, шажок за шажком, теснила чародея к реке. Когда он отстранился, чтоб развязать шнуровку моей жилетки-корсета, я изо всех сил толкнула его в грудь. Марек сорвался вниз, полетел в ледяную воду.

– Остынь, пан пришлый! – крикнула я весело, наблюдая, как он барахтается. – Ну или голод свой мужской как-нибудь без меня утоли.

Он с трудом вскарабкался на берег, по-собачьи отряхнулся, уточнил, как именно я себе это утоление представляю, и, не получив вразумительного ответа (лучше б промолчал, честное слово!), расхохотался:

– Тебя, Аделька, очень забавно воспитали. Знаешь, в древности женские ордена были, где юных дев не к жизни, а к войне готовили. Ты точь-в-точь как те девы, только со сковородкой.

Я улыбнулась: все правда, воспитали из меня настоящую Берегиню, и никто не жаловался, кроме получивших по макушке сковородой.

– К тебе же память от моего удара вернулась, – вспомнила я ночную драку, – расскажи.

Марек хитро прищурился:

– А награду за правду я получу? Ну хоть крошечный поцелуй? Тогда ладно.

Я награды не обещала, но и не возразила. Марек еще потянул время, повел меня прочь от реки, усадил в сухой сочной траве, сел напротив, скрестив ноги, уперся ладонями в колени:

– С чего бы начать? Пожалуй, надо издали…

Чародей растерянно заморгал, зевнул и, к моему невероятному удивлению, завалился на спину.

– Что происходит? – Приподнявшись, я посмотрела на сладко спящего парня.

– Мармадюк привык дурочкам головы морочить, – сообщил незнакомый тенорок. – Расслабился в вышних сферах. Феи, между нами, особым умом не отличаются. Адель? Ты меня слышишь? Рукав ему закатай.

Свободной от обережной дули рукой я обнажила мужское запястье. Браслет блестел на солнце, на гладкой пластине виднелось круглое личико, не человеческое, а как будто нарисованная ребенком рожица, глазки-кружочки посмотрели на меня, ротик зашевелился:

– Болтун, к услугам прекрасной панны. Тьфу на тебя!

Это я засунула кончик указательного пальца в ротовое отверстие артефакта.

– Простите. То есть извини, – исправилась я, решив браслету все-таки не «выкать». – Ты можешь говорить?

– Эти болваны из канцелярии решили, что могут лишить меня, высший артефакт… Впрочем, – Болтун вздохнул, – слышать меня пока можешь только ты и то, когда мой хозяин спит. К счастью, погрузить Мармадюка в сон для меня не представляет никакого труда.

– Погоди, – я тряхнула головой, – хозяин?

Браслет хихикнул:

– Ты разве не догадалась?

Вспомнив утешительную болтовню медоточивых камней: «Сам чародей его надел, сам…», я недоверчиво переспросила:

– Мармадюк надел на себя артефакт подчинения и его активировал?

– Конечно!

– И теперь он твой хозяин?

– Когда бодрствует, конечно. Но сейчас, как видишь, я сам по себе. И мне очень хочется с тобой поболтать.

– Зачем?

– Ты, кажется, тоже умом не блещешь. Больше не с кем, только с тобой.

– Я не об этом спросила. Зачем Мармадюку это преставление понадобилось? Он ведь, получается, тебя в любой момент снять может? И вообще, как это произошло? Откуда чародей знал, что ты именно поцелуем активируешься? И…