Сковородка судного дня

Секретарша завладела вниманием чародея, он обхватил ее за плечи, покружил, что-то шепча, длинный нос зарылся в складках вуали. Бесстыдник!

– Сейчас, – сказала я сладко, – Мармадюк утащит Ясну в уединенное местечко.

– Нет. Ей было приказано при зрителях…

– Утащит. Целовать будет и не только. Я ему, представь, себя пообещала, если браслет снимет. Любопытно, от ядреного поддельного запаха возможно настолько голову потерять?

– Мармадюк, – хмыкнул фахан, – не рискнет снять с себя браслет, тогда артефактом сможет кто угодно другой воспользоваться.

В его тоне уверенности не ощущалось, я дробно и гаденько захихикала:

– Ты старенький, Караколь, уже не помнишь, как это – когда кровь кипит.

– Думаешь, твой Мармадюк – юный паж?

– Думаю, помоложе тебя. А если учитывать, что он памяти о прожитых годах лишился, так и вовсе щеночек. Горячий, бестолковый…

Ясна с чародеем скрылись за гардиной. Фахан пружинисто поднялся, меня не звал, но этого и не нужно было, я засеменила следом:

– Там что? Окно?

– Тайный ход, – бросил Караколь раздраженно.

Парчовое драпри скрывало арку, за которой зияла чернота. Шагнув в нее, я поморгала, чтобы глаза привыкли, рассмотрела удаляющийся мужской силуэт и бодро зашагала в другую сторону. Хорошенького понемножку, кто куда, а мы в трактир, за сковородкой, тем более что фаханово колдовство на нас, кажется, уже не действует. Коридоры сменялись коридорчиками, те иногда заканчивались тупиками или глухими без окон комнатами, я придерживалась правой стороны, рассудив, что рано или поздно куда-нибудь выйду. Снаружи найду лошадь, а там… Поворот, еще, я бродила уже довольно долго, звуки праздника отдалились и исчезли, поворот. Да кто так строит, псячья дрянь? Темно, тихо, того и гляди, злыдни набросятся. Хотя, наверное, они сейчас все вокруг ароматной Ясны клубятся. Что…

На что-то наткнувшись, я едва не упала, каблучки скользнули по паркету.

– Мар… – мурлыкнуло над ухом и мужские руки обхватили меня за талию, – …ма… дель…

Знакомые руки и губы, и горячий поцелуй.

– Как ты меня нашел? – спросила я, отдышавшись. – И где…

Мы продолжали, не говорить, нет, рты были заняты другим. Так вот для чего в бальных нарядах такие глубокие декольте! И тонкая ткань, сквозь которую ощущается каждый бугорок и изгиб тела. Юбки широкие, их так просто поднять, горячие жадные ладони на коже. Ах…

Мужчина отстранился, я разочарованно прошептала:

– Мармадюк?

– Мармадюк и Мармадель, – протянул он с неожиданной грустью, – моя фата, дарующая имена, говорила, что однажды Мармадель заставит меня… Впрочем…

Чародей хлопнул в ладоши, и темнота коридора исчезла, стайка светлячков зависла над нашими головами. Мужчина, стоящий рядом со мной, почти не походил на знакомого мне Марека, он казался старше; наверное, потому что его подвижное лицо сейчас было необычайно спокойным.

– Драгоценная Моравянка хотела спросить, где наши гостеприимные хозяева?

Холодный тон, черный лед в глазах.

– Выведи меня из этого треклятого дома! – велела я.

– Это будет непросто. А впрочем…

– Еще одно «впрочем», – показала я кулак, – получишь. Проводишь наружу, найдешь коня и ступай на все четыре стороны. Вышние сферы! Канцелярия! Чародеи! Провалитесь все к фаханам! И клятву свою я забираю, понял?

– Какую клятву? – Мармадюк, кажется, растерялся.

– Про то, что я тебе отдамся! Вот какую!

Гордо расправив плечи, я прошла вперед, светляки двинулись надо мной.

– Почему?

Вопрос остался без ответа. Почему? Да потому, болван ты эдакий, что иначе мне придется от тебя отказ получать, как только ты этот браслет снимешь! Фата, дарующая имена! Ну конечно!

С четверть часа мы шли по, казалось, бесконечным коридорам. Молчали.

– Где выход? – не выдержала я первой.

– Там же, где и вход. А вход там, где решил создатель лабиринта, наш рыжеволосый проказник Караколь.

Привычных ругательств пробормотать я не успела, голос фахана прозвучал одновременно отовсюду:

– Позвольте представить цветочную деву этого мира, Берегиню вольного города Лимбурга и мою…

Коридор исчез. Я стояла в большом зале, который покинула чуть больше часа назад, сотни глаз смотрели на меня сквозь прорези масок. Ясна, уже без вуали, переминалась за плечом Караколя. Он набирал в грудь воздух, чтоб закончить представление:

– Мою…

– Мою возлюбленную, – сообщили буднично у меня за спиной.

Отчего-то негромкий голос Мармадюка прозвучал гораздо отчетливее предыдущей тирады фахана. Два слова, тишина, наступившая после них, металлический щелчок. Я дернула рукой, на которой неожиданно оказался браслет, но больше пошевелиться не смогла.

– Прости, – шепнул чародей и быстро меня поцеловал.

Стало шумно, Караколь вопил: «Адель!» – кто-то поздравлял лорда Мармадюка, женский голосок глумливо интересовался, для чего тарифки скрывают лица под слоем краски, не от того ли, что боятся оскорбить взгляды почтенной публики своим уродством.

Чародей превратился в Марека-балагура, волшебным пассом снял с меня ужасную маску, рукой поправил локон, улыбнулся, пережидая восхищенные шепотки, и подмигнул белокурой фее:

– Продолжим веселье, дамы и господа! Музыка!