Сковородка судного дня

– Когда-то очень-очень давно, – протянул Болтун, – знавал я одну взбалмошную девицу, которая точно так же, как ты, Адель, вслух думала. Ох, сколько она из Мармадюка крови выпила… Цветочек Шерези… Эх, времечко было! Чего там бормочешь? Месть? Наше крысиное высочество отправил своих егерей твою родню упокоить? Ну отправил, слышал их, мужиков несчастных. Жалобно так плакали, когда просили тетку Гражину им головы не откусывать. Мальчишка еще заливисто хохотал, когда… Так, я опять сбился. На чем мы остановились? Итак, страшные сестрички живы, то есть в порядке, Мармадюк после колдовства отдыхает, все трое беседуют. Рузя флакончиком взрывучим хвастается. Чародей к бургомистру идти даже не собирается, ему и так хорошо, скоро вернется Аделька, и они, обнявшись… Вот, кстати, тетки твои бабы абсолютно не добродетельные, ни одна ни пискнула, что до брака их драгоценной Адичке в постели обниматься с мужчиной нельзя. Но это так, к слову. Полночь на башне пробило, значит, мы в спальне находились и окно было открыто. В дверь трактира постучали. Открывать пошел Петрик, потом снизу прокричал, что-де пана Марека просят спуститься.

– Это были Олесь с кормилицей, – улыбнулась я. – Им удалось из бургомистровых хором сбежать.

– Точно. Потом суетливо очень стало. Мальчишка всех растолкал, поцокал по ступеням. «Псячья дрянь! – орал. – Маменька, там лессер!» Мармадюк едва успел его от Рузи оттащить, а у той флакончик с зельем отобрать. Познакомились, успокоились, пани Футтер о том, как тебя дурманным зельем напичкали, рассказала. Тогда чародей решил свою драгоценную Моравянку спасать. Рузя откуда-то мужской костюм достала, они с кормилицей в четыре руки спасителя снарядили. Мальчишка все время по комнатам за Гражиной носился, ему нравится с толстой тетей играть. Вот так, Адель, я очутился под кружевной манжетой. Все.

Прислонившись лбом к прохладному мрамору подоконника, я счастливо улыбалась.

– Нет. Не все, – спохватился Болтун. – Мармадюк еще в трактир возвращался. Мы минут десять прошли, он влюбленную чепуху себе под нос бормотал, обернулся, присвистнул и припустил назад. Как раз к финалу успели, чтоб рыдания егерей послушать. Там и без нас справились. Теперь точно все. Ах, да, Петрик прибавки просит. Остальные работники знакомство с твоей родней без проблем перенесли, а он заикаться стал и опасается, что по мужской части больше не сдюжит. Марек, то есть Мармадюк, предлагал из Лимба водицы хлебнуть, чтоб, значит, от неприятных воспоминаний… Он же именно так памяти лишился…

Я отодвинула гардину, за ней стоял чародей, наверняка уже некоторое время.

– Ты пряталась? Хотела побыть одна? Твоя привычка думать вслух напоминает мне одну девушку…

– Которую ты знал сто лет назад, – перебила я и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы. – Спасибо!

Мармадюк, не ответивший на поцелуй, переспросил:

– За что?

– Неважно. – Я изо всех сил скрывала разочарование, а потом перестала. – Твоя холодность разбивает мне сердце, люблю тебя, Мармадюк, больше жизни, а ты с другими дамами танцуешь. Не возражай! Да, любовь наколдованная, но больно мне по-настоящему.

Мужчина, даже мысленно я не могла его сейчас назвать парнем, улыбнулся, вспомнил, что этот разговор у нас с ним уже был, только шиворот-навыворот.

– Кажется, теперь мне стоит опасаться за свою невинность?

– Разве она не осталась в глубокой древности с той самой бойкой девицей, которую я тебе напомнила?

Мы кружились в танце, движения которого казались мне слишком формальными, Мармадюк не пытался прижаться, держал меня на небольшом от себя расстоянии.

– Бойкой девицей? Ах нет, Адель, та девушка досталась другому. Кстати, у тебя точно такой же красноватый оттенок волос и… Прости, ты ревнуешь. Я не хотел…

Смена партнеров. Караколь дистанции держать не собирался, прижимал меня к груди, шептал на ухо, чуть не вдвое согнувшись:

– Будь осторожна, бедняжка, мы с Ясной придумали, как освободить тебя от заклятия.

– Чтоб наложить свое?

– Этот человек опасен. Мне удалось подслушать его разговор с фатой Флоризеей, память и сила Мармадюка в твоей крови. Как только вы останетесь наедине, он…

– И пусть!

– Ах, Адель, в тебе говорит сейчас не разум, а любовь, внушенная проклятым артефактом.

– Проклятый артефакт? – возмутился Болтун. – Пфф! Да крысеныш себе даже представить не может, какое это мастерство – управлять вами, бурдючками с питательной жидкостью, не простейшей болью, а целым букетом эмоций. Сколько рецепторов, сколько… Да вы еще слов для этих понятий изобрести не успели.

Мы с фаханом закончили круг в молчании и вернулись к своим партнерам.

– Ты целовал Ясну? – обратилась я к Мармадюку. – Когда думал, что она это я?

– Я так не думал.

– Ничего больше не интересует? – удивился Болтун. – Я бы, например, больше волновался от новостей, которые его крысиное высочество сообщил.

– То есть целовал ее вполне осознанно?

Музыка закончилась, я присела в положенном реверансе, партнер поклонился, тоже формально.