Читаем Скрещение судеб полностью

В июне Марина Ивановна занимается на курсах П.В.Х.О.[96]. Курсы эти были обязательными для всех граждан страны, все должны были знать, как вести себя при налетах вражеской авиации, как тушить зажигалки, которые будут сбрасывать на нас с самолетов, как эти зажигалки хватать щипцами и тушить в песке или в воде. Какие ядовитые газы может применить противник и какие меры самозащиты существуют. Крутили фильмы о войне в Испании, показывали, как бомбят Лондон и люди спасаются в бомбоубежищах, как из-под развалин домов вытаскивают убитых и раненых, как эвакуируют из Лондона детей… (Все это, конечно, не для воспаленных нервов Марины Ивановны!)

Мне рассказывали, что на занятиях ПВХО она с недоверием относилась к противогазу, уверяя — если действительно придет необходимость его надевать, то шланг обязательно перекрутится и уж лучше будет умереть от газов с открытым лицом, чем задохнуться под этим резиновым забралом…

Марина Ивановна по-прежнему бывает по вечерам у друзей и знакомых, но теперь она часто приходит одна, без Мура. У Мура появилась девушка, и он предпочитает проводить время с ней.

Когда я была у Марины Ивановны последний раз и разговор шел на кухне, где она что-то варила и на столе лежал тот чертов петух, она жаловалась на Мура, что он становится совсем неуправляем, что он дружит с какой-то девушкой (а зимой у нас на Конюшках она сетовала на то, что у Мура нет друзей, что он совсем один!), что девушка эта ему не пара — мало образована, недостаточно интеллигентна, у нее дурной вкус, она старше Мура, а главное, опытнее его и явно через многое уже прошла…

Я тогда невпопад сказала, что Муру уже шестнадцать лет, а дать ему можно и двадцать и что ведь все равно рано или поздно…

— А я смотрю на это иначе!.. — перебила меня Марина Ивановна.

10 июня Марина Ивановна пишет поэту-переводчику Кочеткову:

«Дорогой Александр Сергеевич!

У меня перестал действовать телефон, м. б. совсем, м. б. временно — не знаю.

Мы остаемся на прежнем месте, так как нигде новых жильцов не прописывают.

Вся надежда — на дачу.

Ныне я от 6 ч. до 8 ч. в Клубе писателей на лекции П.В.Х.О. Оттуда пойду домой и буду вас ждать.

Еще я дома с утра часов до четырех, — как вам удобнее.

Очень нужно повидаться.

Очень растерянная и несчастная. МЦ».

13 июня Муля сообщает Але о матери: «Вообще к ней относятся хорошо, а кое-кто, например Асеев и Эренбург[97], — очень предупредительны. К сожалению, с соседкой она не нашла общего языка, но такая уж у нее планида. Это, впрочем, не мешает ей быть очень деятельной, много работать и по-прежнему считать твоего брата-красавца грудным младенцем. Нечего говорить, что убранство ее комнаты, мягко выражаясь, оставляет желать лучшего! Боже, что это такое!..»

Видно, как-то в эти дни Марина Ивановна зашла на Кропоткинскую к Марии Александровне Вешневой, сестре Ярополка Семенова. И та вспоминала, что Марина Ивановна была очень расстроена, все время говорила, в какое опять безвыходное положение она попала с жильем. Вешнева предложила ей на летнее время свою квартиру: она с детьми будет на даче, муж ее, Федор Александрович Леонтович, только ночует, он целые дни на работе, квартира большая, и они не будут мешать друг другу. Но Марина Ивановна отказалась, говоря, что это не выход из положения, летом они с Муром могут устроиться и на даче. И потом она боится керогаза, а газовой плиты на Кропоткинской еще не было. А главное, она боится своим присутствием в квартире повредить ее мужу, который работает режиссером на кинохронике… Лето-то проскочит, а что и как будет дальше?!

18 июня, день второй годовщины своего возвращения в Россию, Марина Ивановна проводит в Кусково, куда она ездит с Муром, с Алексеем Крученых и с Лидией Либединской.

А 19 июня Мур пишет Але:

«Дорогая Аля!

У меня два новых увлечения: одна девица и футбол. Девицу оставили на 2-й год в 9-м классе, ей 18 лет, украинка, была в Ташкенте, а теперь ей нечего делать, и мы гуляем, обмениваемся книгами, ходим в кино и т. п. Мама злится, что «ничего не знает о моей знакомой», но это пустяки. Во всяком случае, я с этой девицей здорово провожу время, она остроумна и изящна — а что мне еще надо?

Увлечение № 2 — футбол — я предвидел. Острые ощущения — замечательная штука! Я был уже на 4 матчах первенства страны. «Болею» за кого попало. В СССР приехали писатели Жан-Ришар Блок и Андре Мальро. Блок выступал в «Интернац. литературе». Сегодня был в кино с моей девицей — смотрели «Кино-концерт» и «Старый двор». Ничего. Лемешев качается на люстре — эффектно. Мы смеялись над поклонницами Лемешева. Моя подруга любит джаз и балет и не понимает «большой музыки». Обожает читать Клода Фаррера. Мы с ней часто гуляем вечером — днем слишком жарко. В общем, как видишь — живу. Сегодня иду на футбол «Трактор» — «Динамо». Прочел замечательнейшую книгу — прямо открытие для меня: «Богатые кварталы» Арагона. А мама эту книгу не переносит!..»

21 июня — суббота. И у Яковлевой в Телеграфном переулке, как всегда, очередной «субботник»: собрались переводчики, поэты, и была Марина Ивановна и читала там «Повесть о Сонечке».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза