Скрещение судеб

Дорогая Лилечка, Вы давно не имеете от меня известий и наверное беспокоитесь. Я жива и по-прежнему здорова. Очень прошу Вас, позаботьтесь о моих вещах, оставшихся в Рязани на квартире, а я, когда приеду на место, сообщу Вам, куда и что мне переслать. Простите меня за беспокойство, я надеюсь, что вы обе здоровы по мере возможности. Лилечка, если Вы не на даче и если Вам не очень трудно, то пришлите мне сюда, только поскорее, немного хотя бы сухарей и сахара на дорогу, цельную рубашку и какую-нибудь кофту с длинными рукавами и простынку. Можете прислать письмо, мне еще очень нужен мешок для вещей или наволочка от матраса. Но я не знаю, где мои вещи сейчас, еще в Рязани на квартире или их перевезли к Вам. Лилечка, я надеюсь, что по приезде устроюсь на работу неплохо и смогу Вам помогать, а то все вы мне помогаете. Будьте здоровы, мои родные, очень жду от вас весточки, приеду на место, сообщу подробно о себе. Позаботьтесь о моих вещах и о деньгах, которые остались у бабки, где я жила, крепко вас целую всех. Ваша Аля.

Если можете, пришлите и напишите поскорее. Еще очень нужен пояс с резинками и майка или футболка…»

Лопаткин слово сдержал. На этот раз Але повезло со следователем. В следующем письме к теткам она напишет, что перед самым ее отъездом у нее были ребята из училища, принесли продукты и деньги.

Фокины Тая и Анатолий мне рассказывали, что в училище пришла открытка от Бориса Леонидовича, который, естественно, ничего не знал о случившемся. Передать эту открытку в тюрьму было нельзя и Анатолий выучил написанное в ней наизусть. Когда, в назначенное им время, они подошли к тюрьме, их потрясла очередь, которая тянулась чуть не на километр. Это были все родственники, близкие заключенных с передачами… Миновав очередь, они с трудом протиснулись к воротам тюрьмы. В начале их не пускали, но, узнав, что им выписан пропуск, созвонились с комендатурой, пропустили. Их стали передавать от одного охранника к другому. Их водили по каким-то лабиринтам, коридорам, этажам, наконец остановили перед дверью, обитой железными листами, отперли и они очутились в какой-то странной комнате, где в одной из стен был проем, забранный вертикальными металлическими прутьями, как в клетке для зверей! А за этими прутьями вооруженный охранник, а за ним, метрах в двух, такая же стена, с такими же прутьями, а за ней узкий коридор. Железная дверь с визгом захлопнулась, щелкнул замок. И их обоих охватил страх…

Но в это время, в том узеньком коридоре, за двумя решетками, появилась Ариадна Сергеевна. У Таи и Анатолия комок подступил к горлу, они готовы были разреветься. Она, видно, тоже нервничала и все время застегивала уже застегнутую кофточку. Она первая овладела собой и стала расспрашивать их о занятиях, студентах, о сотрудниках. Говорила, что очень жалеет, что не будет на их свадьбе, но пусть они услышат ее «горько» из далека! О себе не говорила, только сказала, что очень волнует ее когда и куда отправят[160]. Просила позвонить Лопаткину, чтобы он разрешил принести ей мешок и шерстяные носки. Свидание быстро окончилось. Когда ребята забирали свои паспорта в комендатуре, им удалось переговорить с начальником охраны и тот разрешил им принести мешок и носки. Но когда они пришли, им сказали, что Ариадну Сергеевну Эфрон уже отправили этапом…

И снова доплатное письмо теткам. Доплата один рубль. Письмо из пересыльной Куйбышевской тюрьмы.

«4 июля 1949.