– Я тоже об этом думал, однако согласитесь, она не похожа на воровку. У нее хорошая обувь, и на руках нет мозолей, как у крестьянок, но вряд ли она из богатой семьи, тогда у нее были бы кольца и броши.
– А вдруг на нее напали? Это объяснило бы отсутствие украшений. Вы ведь сами говорили, что, появившись в Фульде, она просила о помощи.
– Тогда она потеряла бы и мешок, и скорее всего жизнь, – ответил Алкуин.
Он рассказал прелату все, что ему было известно о девушке: как он познакомился с ней, когда та пришла за помощью в аббатство Фульды; как удивился, узнав, что она читает по-латыни и по-гречески, и как взял ее в секретари. Павел кивал, все более и более изумляясь.
Один из гребцов, занимаясь разгрузкой, ненадолго прервал их беседу, но как только их оставили в покое, Алкуин возобновил ее.
– Не принимайте меня за дьявола, – рассмеялся он в ответ на недоуменный взгляд Павла. – Как я уже говорил, меня заинтересовал ее необычный мешок, и, когда она куда-то отошла, я заглянул внутрь – мне хотелось не только проверить правильность своих умозаключений, но и узнать, кто же все-таки эта девушка. Там я обнаружил, среди прочего, вощеную табличку, бронзовую палочку для письма, пузырек с жидкостью, какую аквитанцы обычно используют для придания пергаменту приятного аромата, и моток тонкой бечевки для сшивания тетрадей. Если мешок вместе со всем содержимым подарил ей кавалер, то подарок несколько странный, вы не находите?
– Да, но…
– Сейчас я покажу вам палочку для письма.
Алкуин достал маленькую палочку.
– Что вы думаете насчет ее размера?
– Очень маленькая, – признал Павел.
– А насчет надписи?
Прелат поднес палочку к глазам, а потом резко отодвинул ее.
– Я плохо вижу. Похоже на какие-то символы.
– Точнее, на греческие буквы.
– И это заставляет вас предполагать…
– Не предполагать, Павел, а утверждать… На палочке, несомненно, написано имя ее владелицы –
– Поразительно! И последний вопрос…
– Да?
– Что делала эта девушка в Фульде? Вы ведь говорили, она пришла за помощью.
– Об этом она мне тоже не рассказала, но, вероятно, она убежала после какого-то сильного пожара, произошедшего в пергаментной мастерской.
Павел перекрестился и недоверчиво посмотрел на Алкуина.
– Если бы вы ее видели, пришли бы к такому же заключению. Она вся была в мелких ожогах, вероятно, от крохотных угольков, разлетающихся во все стороны при пожаре, и, судя по ранкам, получены они были недавно. Я заметил подобные ожоги у некоторых из здешних крестьян, поднимавшихся к нам на судно, значит, пожар был очень крупный. А то, что после него она убежала отсюда, лишь догадка, но вполне вероятная.
– Если бы я не знал вас, действительно решил бы, что передо мной сам дьявол. А пергаментная мастерская? Почему вы считаете, что пожар произошел именно там? Это тоже было написано на мешке? – не унимался Павел.
– Ну, это самое простое, – улыбнулся Алкуин. – Достаточно посмотреть вон туда. – И он указал на почерневшую кровлю бывшей мастерской возле собора.
Вдруг один из крестьян, помогавших при разгрузке, ошалело уставился на них, задрожал и выронил тюк, и так неудачно, что тот упал за борт и утонул.
– Вот безрукий! – закричал Уилфред. – Да это зерно дороже всей твоей семьи!
Крестьянин упал на колени и перекрестился, а затем с перекошенным от ужаса лицом указал на монахов.
– Да защитит нас Господь! Дочь переписчика! Она воскресла!
Даже когда у коровы госпожи Вольц родился теленок о двух головах, жители Вюрцбурга так не переполошились. Тогда поговаривали, что без нечистого не обошлось, и кто-то пытался сжечь хлев вместе с новорожденным уродцем, но воскресение из мертвых – это и ревностным верующим было трудно представить, не говоря уже обо всех остальных.
Новость о чуде распространялась, как чума, – сначала ее передавали шепотом, потом вполголоса и, наконец, едва ли не кричали о ней на всех углах. Самые храбрые толпились возле судна в надежде увидеть всё своими глазами, другие боролись за лучшие места на берегу.
Алкуина подобные слухи удивили.
Он как раз размышлял о происходящем, когда возбужденные толпы, желая дотронуться до воскресшей, позабыли о привезенном зерне и полезли на борт. Уилфред приказал воинам остановить их, но безрезультатно. Казалось, какое-то всеобщее помешательство овладело людьми, превратив их в свору одержимых. Тогда граф отдал приказ лучнику, и один из крестьян, сраженный стрелой, упал в реку. Остальные отступили, а после второго выстрела всех словно ветром сдуло с палубы.