Скриба

Девушка не знала, с чего начать. Более тяжелые больные чуть не вповалку лежали внутри на наспех сооруженных постелях, остальные в ожидании хоть какой-нибудь помощи теснились во дворе. Некоторые страдали от сильных болей в конечностях или галлюцинаций, однако большинство были просто перепуганы. Оказалось, епископ и аббат решают, стоит ли сжечь зараженные дома и закрыть городские ворота. Это удивило девушку. Конечно, она слышала о подобных мерах, но они применялись в других случаях, а здесь речь шла всего-навсего о спорынье в муке. Все-таки нужно убедить Алкуина рассказать о причине болезни, хотя он и против этого.

По прошествии двух часов Тереза уже знала многое, например, то, что по крайней мере одиннадцать больных никогда не ели пшеничный хлеб. Покончив с расспросами, она собрала свои пожитки и вернулась на епископскую кухню, где застала Хельгу Чернушку за чисткой котелков, которые, похоже, использовали не для приготовления пищи, а в качестве молотков. Увидев ее, женщина бросила свое занятие и сообщила, что весь город в страхе из-за неизвестной болезни.

– Не вздумай есть пшеничный хлеб, – ответила на это Тереза и лишь в следующую секунду сообразила, что Алкуин рассердится на нее за эти слова. Впрочем, теперь никакой хлеб нельзя есть.

Еще Хельга Чернушка сообщила, что Алкуин оставил в амбаре мешок пшеницы с мельницы Коля и никому не велел прикасаться к нему. Тереза тут же пошла к мешку, отсыпала в тряпочку горсть и одно за другим просмотрела все зерна. Спорынья нашлась лишь в четвертой горсти. Видимо, Алкуин все-таки что-то выяснил.

Он вернулся незадолго до сексты с целым ворохом новостей. Оказывается, труп рыжего увезли подальше от города, в котловину, где сжигают тела умерших от проказы, но, к счастью, Алкуину удалось увидеть его еще до сожжения.

– Он умер не от спорыньи, а ноги ему просто разрисовали, – заявил он, очень довольный расследованием. – Однако его наверняка чем-то отравили, поскольку свидетели рассказывают о жуткой предсмертной агонии, которая и ввела меня в заблуждение.

«Разрисовали». Тереза вспомнила, как хитро Алтар изображал из себя прокаженного.

– Но кто это сделал?

– Пока не знаю. С уверенностью могу сказать одно – тот, кто его убил, хотел, чтобы об этой смерти знали как можно меньше людей. Но кое-что интересное я все-таки выяснил. Во-первых, не жена Коля застала Борова возле его жертвы, а Лорена, их служанка. Я поговорил с ней, и она это подтвердила, однако утверждать, что убил ее именно Боров, не берется. Кроме того, она упомянула еще одну, возможно ключевую, деталь: смертельный разрез шел от левого уха до кадыка. Она это запомнила, так как обряжала покойницу.

– А что это значит?

– Это значит, удар был нанесен левшой.

– Рыжий Ротхарт – левша.

Алкуин кивнул. Вторая новость заключалась в том, что Коль дал ему на пробу мешок пшеницы, хотя и не мог сказать точно, где он его приобрел.

– Извинившись за свое поведение в день казни, я попросил как можно скорее продать мне пшеницу, о которой мы договаривались, и он сказал, что готов, но, к моему удивлению, попросил пару дней отсрочки. А пока вручил один мешок, чтобы я удостоверился в хорошем качестве зерна.

– Я видела его. Он заражен спорыньей, – сказала Тереза.

– Не надо было его трогать, – рассердился Алкуин.

Тереза вытащила тряпочку и показала завернутые в нее крошечные черные рожки. Алкуин покачал головой.

– В любом случае наш круг подозреваемых сужается, – сказал он. – Остались Коль, аббат Беоций и приоры Людовик и Агриппин.

– А Лотарий?

– Его я исключил какое-то время назад. Если ты помнишь, исправленный полиптих мы нашли в аббатстве, к тому же Лотарий не чинил нам препятствий при проверке документов в епископстве, поэтому он, несомненно, невиновен. Да и Агриппина нужно вычеркнуть, поскольку он тоже заболел и, думаю, не выжил.

– Глядишь, все подозреваемые умрут.

– Это был бы выход, – горько пошутил Алкуин.

Тереза была недовольна: в списке подозреваемых осталось всего трое, и она не понимала, чего Алкуин ждет.

– Нужно рассказать о причине заболевания. Пострадавших уже десятки, в том числе женщины и дети, скоро все кладбища будут переполнены, – посетовала она.

– Мы уже обсуждали это, – сказал Алкуин, и лицо его сразу посуровело. – Как только станет известно, что все дело в спорынье, виновный смелет зерно, спрячет его, и мы никогда его не найдем.

– Зато спасем людей.

– Спасем ради чего? Ради того, чтобы они умерли с голода? Чем, ты думаешь, они будут питаться, если нельзя есть ни рожь, ни пшеницу?

– По крайней мере, они сами смогут выбрать, от чего умереть, – с возмущением ответила Тереза.

Алкуин сжал зубы и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Эта девушка – самое упрямое существо из всех, с кем ему доводилось встречаться. Она не понимает, что, даже закрыв все мельницы, они не помешают преступнику молоть зерно вручную, или продавать его тем, кому все равно, или отвезти его в другой город и продолжать торговлю там. Все попытки убедить ее оказались напрасны.