Скрипач (СИ)

- Такой шанс дается единожды в жизни, – сказал директор, – поэтому, не упусти его, Ганс. Мне бы очень хотелось, чтобы ты остался, хоть я и не показывал тебе своей доброжелательности, но… видимо, что-то дано тебе Богом, иначе не объяснить… И ты должен сделать правильный выбор, сынок.

С этими словами директор подошел к Гансу и почти по-отцовски похлопал его по плечу, вручив небольшой свернутый листок.

- А теперь ступай.

Плохо понимая, что только что произошло, Ганс вышел за дверь и спустился в свою коморку. Юноша развернул бумагу и прочитал адрес. Почему-то сердце забилось чаще в предвкушении перемен. Это же чувство Ганс испытывал будучи ещё совсем юным, когда покидал свой родной дом, чтобы отправиться на поиски заработка и душевного спокойствия (а может, он просто бежал от отца?..) в город.

И все же, как и в прошлый раз, Ганс Люсьен не мог знать, какие перемены принесет его визит по указанному на бумаге адресу, но он чувствовал всем сердцем, всей душой, что он должен идти. И все же, сомнения терзали его изнутри. Столько времени прошло… Но ведь, казалось, совсем недавно он работал целыми днями на пристани и на угольных шахтах, потом…

Ужасное воспоминание на миг мелькнуло в голове, и по телу пробежали мурашки. Ганс будто бы снова увидел эти остекленевшие вытаращенные глаза и испугался, как тогда. Но это было всего лишь проходящее видение. Иллюзия действительности. Точно так же, как слово теряет свою красоту со временем, так и эти жуткие картины потеряли краски, поблекли, выцвели.

Отбросив внезапное наваждение прочь, юноша спустился в каморку, переоделся, обернул скрипку темной материей и вернул её на законное место в шкафу.

Теперь юноша сожалел, что плохо расстался с Тессой. Букет белых роз до сих пор был на столе. Ганс подумал, что Тесса скорее всего уже дома. А не случилось ли с ней чего по дороге? Если вдруг… Он никогда себе этого не простит! Ведь девушка стала его единственным другом (среди людей, конечно). Когда она была рядом, когда звонко смеялась, когда над чем-то напряженно думала, и золотая прядь волос спадала на лоб, когда они гуляли по ночному городу, держась за руки, когда она махала ему на прощание из окна, на душе отчего-то становилось светло и радостно. Ганс наслаждался каждым моментом, каждой секундочкой, которую они проводили вместе. И почему же он сегодня так на неё разозлился?..

Он не понимал. Наверное, это все из-за того злосчастного выхода на сцену, которому предшествовал разговор с директором. А ведь девушка даже не догадывалась о нем. Ганс винил себя за излишнюю резкость.

Несомненно, он должен сейчас же идти и извиниться. Но захочет ли она его видеть?

Юноша вздохнул и посмотрел на стол, где рядом с букетом лежал обломок угольного карандаша. И тут в голову моментально пришла идея. Ганс стремительно прокрутил в голове несколько предложений, но вдруг задумался. А только ли извинения следовало написать Тессе? Что он чувствовал к ней?

Юноша уже много раз ловил себя на мысли, что должен был бы сказать ей раньше, но каждый раз понимал, что не может. Он не боялся, что она его осудит, просто… Просто он был нищим скрипачом, а она – талантливой актрисой. Её старая, почти глухая бабушка ни разу не видела Ганса рядом с Тессой и уж никак не могла бы одобрить такой выбор своей внучки.

Но сегодня, возможно, был последний день, точнее последняя ночь, когда Ганс мог бы это сказать. О Боже, как же он ненавидел себя за то, что не может говорить! Это была не его вина, но все же…

Ганс нашел кусочек бумаги, пристроил его на гладком кирпиче рядом с окном и начал писать. Угольный карандаш мягко шуршал, и под ним появлялись черные, слегка размазанные следы букв. Ганс тщательно обдумывал каждое слово, будто бы боялся сказать что-то слишком осторожно и размыто, или наоборот, слишком резко, снова обидеть девушку. Как же все-таки сложно подбирать слова! Ведь слова – это только зримая оболочка, которая не передает и толики чувств и эмоций, таящихся в душе человека. Вот если бы Ганс мог сыграть ей…

Закончив, юноша ещё раз перечитал записку и, убедившись, что все в порядке, осторожно просунул её под ленточку, которой был перевязан букет.

Сердце дико колотилось от волнения. Ганс боялся, он не знал, как Тесса примет все то, что так честно и открыто он написал ей. Ведь перед лицом любви и отважный герой, руки которого испещрены шрамами, полученными на войне, может испугаться, как последний трус. Уместно ли говорить о юноше, который едва прожил шестнадцать лет, в течение которых испытал столько ужасов?

А любил ли он её? Он спрашивал об этом свое сердце, когда играл для неё, стоя на нагретых солнцем камнях под окном, овеянным колышущейся на ветру голубоватой занавеской. Он спрашивал об этом, когда она крепко сжимала его руку, услышав на улице лай собак, когда дарил ей цветы, и она улыбалась, когда слышал её голос… Он спрашивал об этом всегда.