Скрипач (СИ)

Тогда было очень жарко. Так жарко, что камни на тротуаре трещали под ногами. Он зашел в душный, мрачный кабинет. Тяжелая дверь с неприятным скрежетом закрылась за его спиной. Когда глаза немного привыкли к темноте, юноше удалось увидеть сидящего за столом мужчину. Темные, слегка подкрученные усы и острый, колючий взгляд выдавали в этом человеке живой подвижный темперамент. Прищуренные глаза оценивающе оглядывали Ганса. Из небольшой костяной трубки, которую мужчина придерживал одной рукой, то и дело вырывались небольшие колечки дыма. Время тянулось мучительно долго, а Ганс не знал, что ему следовало делать.

«Может, сыграешь?» – спросил мужчина. Даже не спросил, а поинтересовался. Ганс моментально вскинул скрипку, которую до этого сжимал в опущенной руке, на плечо и на секунду задумался над произведением.

«Что-нибудь танцевальное», – предложил идею мужчина.

Ганс моментально припомнил одну очень симпатичную мазурку. Юноша заиграл. Легкая танцевальная мелодия звучала так невесомо, иногда кокетливо, звеняще, что ноги сами пускались в пляс.

«Довольно», – сказал мужчина, не дав Гансу закончить. Юноша вопросительно посмотрел на директора. Они встретились взглядами. В глазах этого мужчины, одетого в безукоризненно сидящий пиджак, начищенные до блеска ботинки, белоснежную рубашку и брюки со «стрелочками», читалась какая-то холодная безразличность, смешанная с педантичностью и привязанностью к работе.

Ганс ждал. Мужчина с черными усами будто пытался наладить мысленную связь с юношей, но у него это не получалось, из-за этого так мучительно звенела тишина. Наконец, едва заметно вздохнув, мужчина приподнялся с кресла с высокой спинкой, на котором восседал, как на троне, слегка наклонился вперед, опершись руками о стол, и, слегка понизив голос, изрек: «Богом клянусь, что ты, парень, лучший скрипач, которого я когда-либо слышал (а слышал я немало), но… На сцену выходить не смей. Публика не любит видеть таких, как ты, в приличных заведениях. Можешь жить прямо в этом здании – я выделю тебе комнатку; играть в зале, когда никого не будет; будешь получать приличное жалование… Но если увижу тебя на сцене, ты вылетишь отсюда к чертовой матери».

Юноша и теперь помнил каждое его слово. Грубоватая, прямая и острая речь, будто гвозди, забивала в сознание Ганса все мысли, которые хотел донести до него директор. И сейчас юноша не понимал, что удержало его в тот момент, чтобы не развернуться и не уйти оттуда с потревоженной гордостью в сердце и пылающими от стыда щеками.

Но что-то удержало, и теперь Иоганн Люсьен Сотрэль сидел в угрюмой, темной комнатке, где нестерпимо воняло затхлой сыростью и плесенью, уронив голову на руки и кляня весь мир за то, что Тесса, милая Тесса, сыграла с ним такую злую шутку, вытащив на сцену.

- Господин директор просил вас подняться к нему в кабинет, – раздался вдруг где-то у двери детский голос.

Ганс Люсьен поднял голову. Наверное, при тусклом свете от маленького окна худощавая фигура, взъерошенные волосы и блестящие карие глаза выглядели устрашающе, потому что в следующую секунду мальчик, сын сторожа, которого гоняли всюду с постоянными мелкими поручениями, громко ахнул и бросился прочь.

Худшие опасения Ганса оправдались – директор желал его видеть. Очевидно, сейчас он напомнит Гансу о том злосчастном условии и предложит в течение нескольких часов покинуть здание театра.

Юноша тяжело поднялся с табурета, с сожалением оглядев свою комнатку. Именно здесь он намеревался провести свою жизнь, играя на скрипке в театральном оркестре, дожидаясь Тессу после спектаклей, а потом, когда у неё, может быть, появился бы супруг, Ганс бы попрощался с девушкой навсегда и… И что бы он сделал?

Юноша не хотел об этом думать. Медленно и тяжело ступая, он поднимался по скрипучим ступенькам вверх. В просторном холле небольшими кучками стояли последние зрители. Ганс ловко прошмыгнул по небольшому коридорчику налево, оказавшись прямо перед заветной дверью. Оглянувшись, юноша заметил стоящую рядом с массивным зеркалом Тессу. Она тоже увидела юношу и сделала было пару шагов ему навстречу, но Ганс отвернулся и, постучав, дернул дверь.

Через долю секунды Ганс оказался в кабинете директора. С того дня, когда юноша зашел сюда в первый и единственный раз, тут ничего не изменилось.

Когда глаза немного привыкли к темноте, после яркого света в холле, Ганс увидел, что кресло с высокой спинкой развернуто к окну, то есть в противоположную от входа сторону. В воздухе витали едва заметные клубы дыма, извивающиеся и заплетающиеся в причудливые узоры.

Ганс ждал.

Вдруг мужчина, до этого момента сидевший в кресле и слегка наклонившийся вбок, резко встал. Ганс слегка отодвинулся назад, потому что знал: разговор будет не из приятных.

- Ну что, доигрался, парень! – сказал директор, выпустив в воздух очередное облачко дыма.

Ганс нахмурил брови, ожидая выговора, но вместо этого лицо директора поменяло выражение со строгого и холодного на добродушно-радостное.

- Ришаль хочет тебя видеть, – сказал директор, – завтра утром. Я дам тебе адрес.

Ганс равнодушно поморгал глазами.