Скрипач (СИ)

Не больше чем через две недели после той встречи Тесса, девушка, красивее, милее и талантливее которой не было на земле, выучила элегию, и Ганс, сидя в небольшом мягком кресле, заслушивался её игрой. От Тессы юноша узнал о небольшом местном театре (в котором, к слову, девушка работала актрисой), куда требовался музыкант. Огромных усилий стоило девушке убедить Ганса пойти в театр. Ещё больше усилий было приложено, чтобы убедить директора театра, который не желал видеть в своем заведении уличного попрошайку, безымянного, безродного, не имевшего при себе даже выписки о рождении из деревенской церкви, документальноне существующего на этом свете. Во многом благодаря помощи главного режиссера театра (по счастливому стечению обстоятельств, знакомого с талантом юноши к игре на скрипке), Гансу было разрешено играть в театральном оркестре, проживать в небольшой старой гримерной комнате в подвале здания.

Работа музыканта заканчивалась вместе с последним спектаклем, после чего Ганс Люсьен спешил в цветочную лавку, находящуюся недалеко от пристани, на скромное жалование скрипача покупал одну-единственную белую розу, а затем возвращался в театр, где терпеливо дожидался в просторном холле конца репетиции к завтрашнему дню. Как только открывалась дверь зала, юноша с оживленным вниманием глядел на лица выходящих, ища в толпе ставшую неотъемлемой частью его жизни девушку. При виде робко поднимающегося со скамейки юноши Тесса каждый раз радостно улыбалась, мимолетно прощалась с коллегами-актерами и спешила ему навстречу. Ганс Люсьен вручал девушке цветок, аромат которого она с упоением вдыхала, сжимая в руках, после чего молодые люди отправлялись гулять по ночному городу. Именно этого момента Иоганн Люсьен Сотрэль с нетерпением ожидал целыми днями.

Если бы даже он мог говорить, то все равно бы не сумел передать того восхитительного чувства, когда её рука едва касалась его ладони, сжимаясь крепче, если на пустынных улицах вдруг раздавались чьи-то голоса или лай собак, когда, понимая без слов, что он хотел сказать, девушка звонко смеялась, глядя в его глаза.

Они редко «разговаривали», а точнее, не «разговаривали» вообще. Ганс и Тесса понимали друг друга без слов, между ними будто бы существовал какой-то особый вид неосязательной, неощутимой мысленной связи, который помогал выражать мысли и чувства, не придавая им формы звука. Правда иногда Тесса просила Ганса рассказать о чем-либо, тогда юноше приходилось доставать бумагу и перо и выводить свои мысли чернилами на белом полотне. Тесса всегда нетерпеливо заглядывала в листок через плечо юноши, а когда кончик пера случайно касался её острого маленького носика, улыбалась и слегка отодвигалась в сторону. Закончив, Ганс передавал девушке листок, она читала и тут же внизу, предварительно проведя небольшую черточку на середине строки, дописывала свой ответ, вопрос или просьбу.

Когда было уже слишком поздно, Ганс провожал девушку до заветного беленого дома, останавливался внизу, ожидая, пока не откроется окно и не появится оттуда тонкая, машущая на прощание ручка.

Затем очарованный магией театра юноша (которому приходилось находиться за кулисами во время спектаклей) возвращался в желтоватое здание, поднимался по скрипучим ступенькам на сцену уже глубокой ночью, когда все представления и репетиции были окончены, и вокруг не было ни души, скромно становился рядом со стареньким роялем и начинал играть. Пустой зал, голые, местами обшарпанные стены, тяжелый красно-бурый занавес, оставленные декорации – все, казалось, внимательно слушало игру юноши. Все впечатления, полученные за день, терзали сердце юноши и вырывались наружу звуками скрипки.

Играя до той поры, пока веки сами не начинали закрываться, Ганс без сил ложился на старый диван с зеленой потертой жесткой обивкой и засыпал, а утром его будили первые солнечные лучи, проникавшие в подвал сквозь небольшие окна под самым потолком.

А сейчас юноша спешил в цветочную лавку, чтобы купить букет цветов для Тессы.

Сегодня очень ответственный день. Один из тех дней, которые называются знаменательными и самыми важными в жизни. В данном случае, знаменательным и важным этот день был для театра, в котором работал Ганс. На последнее вечернее представление «Пастушка из Арау», которое, к слову, специально перенесли на час вперед, должен был явиться знаменитейший французский постановщик Мишель Д`Авьен Ришаль.

О его визите стало известно ещё за неделю, и подготовка к важнейшему событию за всю историю маленького провинциального театра бурно разворачивалась день за днем. Ганса мало волновал какой-то там французский постановщик. Голову юноши больше занимала музыка, ведь именно ему, нищему, безродному музыканту, доверили исполнять ведущие партии в оркестре. Отрывки музыкальных тем неясными отголосками проносились в голове. Пальцы порой вздрагивали, припоминая аппликатуру.