– Анатолий Борисович? Это Мерин. У меня к вам просьба: мне позвонили из больницы, в которую увезли Каликина, у меня их номера нет, сказали, что он жив. В морге? Как в морге?! Пришел в сознание в морге?!! С ума можно сойти! Ну хорошо хоть не в гробу. У меня просьба – узнайте, пожалуйста, как там сейчас дела, а то у меня тут его мамаша беспокоится. Перезвоните? Спасибо.
Трусс перезвонил минуты через три.
– Начальник? Слушай, тебя кто-то игранул, Каликин Игорь Николаевич скончался час назад не приходя в сознание. В морг привезли уже труп. Ты разберись – кто так шутит. Але. Але, начальник. Севка, ты слышишь? Мерин! Ответь подчиненному, засранец! Ну ладно, дома посчитаемся.
В трубке раздались короткие гудки.
Сева вышел на улицу Красная Пресня и пришел в сознание только на Петровке, в камере предварительного заключения.
Антон Твеленев встретил Мерина, как в советские времена республиканские вассалы встречали генсеков: сорвался со стула, вепрем налетел, долго не выпускал из объятий, разве что расцеловал не в губы.
– Ну наконец-то, Севка, сто лет прошло, а тебя шаром покати. Мне здесь надоело, старик. Телевизора нет, шампанским не обносят – скучно. Телефон отобрали, шнурки, ремень, деньги, сигареты – все, суки, отобрали. И как жить дальше? Я им говорю – за что, мать вашу так?! Молчат, рыбы вонючие. В воронок головой вперед и к себе в конуру заблеванную. Теперь вот к вам перевезли, слава богу, здесь хоть поссать можно, а то просто беда. Тебе Тошка-кошка дозвонилась?
– Дозвонилась.
– Тогда что долго так? Мне заточение противопоказано, у меня клаустрофобия…
– Тебя допрашивали?
– У вас – нет. А в районной ментовке мудрец какой-то, вроде вчерашних муровцев, соучастие приклеивал: подпиши да подпиши повинную. Я говорю – ты что, с ума съехал, дядя, какую повинную, ты о чем? Хотел – будто я навел Игоря. Я говорю, ты сначала найди кто Игоря убил, а потом мне дело шей, говно в тряпочке. Игорь, между прочим, мой лучший друг, почти родственник…
– Каким боком?
– Средним, «каким». Он сын Николая Семеновича Заботкина от первого брака, а брат его Аркадий Семенович – муж моей тетки Надежды, отец Тошки. А Тошка мне двоюродная сестра, сечешь? Значит, кем мне приходится Игорь Каликин?
– Не знаю, – честно признался Мерин.
– Я и сам не знаю, но какой-то родственник, это точно, согласен?
– Скажи, Антон, кто такой Герард Твеленев?
– Ты выпустишь меня отсюда или я объявлю голодовку, сообщу в международку по правам человека и тебя вместо меня посадят…
– Где ты находился во время убийства?
Антон на какое-то мгновение осекся, замолчал, вопрос явно застал его врасплох.
– Во время убийства Игоря?
– Нет. Старухи-процентщицы.
– Какой старухи? А-а-а, ничего, остроумно. – Он скроил презрительную физиономию.
– Я вопрос задал.
– Это допрос?
– Конечно.
– Ты меня допрашиваешь?
– Да, я тебя допрашиваю.
– Выжрал мой коньяк и допрашиваешь?
Мерин усилием воли сдержал улыбку, сказал спокойно:
– Выжрал и допрашиваю.
– Подонок.
– Так где?
– Что?
– Слушай, перестань кривляться, а. Думаешь, мне легко тут с тобой лясы точить? Не хочешь со мной – пришлю кого-нибудь, по-другому заговоришь. Речь идет не о ваших поганых брошках – тогда бы и выеживался на здоровье – тут человека убили. Понимаешь: убили чело…
Предположить, что Антон поведет себя подобным образом, было практически невозможно: он наскочил на не готового к подобному повороту событий Мерина, вцепился ему в грудки, вдавил в стену, зашипел. Перекошенное злобной гримасой лицо оказалось так близко, что Сева без труда мог пересчитать пузырьки возникшей в углах его рта пены.
– Ты кого тут из себя корчишь, гуманоид дерьмовый?! Что ты мне человеколюбием-то своим трясешь – «челове-е-ка уби-и-ли»?! – Он передразнил меринскую интонацию. – Ты про любовь к человеку в книжках небось вычитал, ментура гребаная, а теперь меня научить решил? А ты знаешь, что у меня ближе Игоря никого нет… не было, а? И не будет никогда! Это ты знаешь?! Отвечай! Знаешь?! Вот и вали отсюда вместе со своим гуманизмом сраным, пока я тебя не прибил, будь что будет, зато тебя истреблю, коптилка вонючая…
К этому моменту Мерину удалось освоиться в ситуации: он не без труда отцепил от себя напавшего, спихнул его на металлическую сетку кровати, носовым платком вытер забрызганное слюной лицо.
– Посиди чуток. – Он по-скоробогатовски заходил по камере.
Антон уткнулся в колени, обхватил голову руками – его трясло – и зарыдал в голос.
– Я найду его, обещаю. – Мерин подсел на край кровати, и когда Твеленев затих, спросил:
– Он один был?
– Кто?
– Убийца.