Скромница для злодея

Что он делал?

Ей тут не место – ни на этом складе, ни в его жизни. Он тряхнул головой и зашагал через склад, к двери, в которую она не должна была входить, где, как часовой, стоял Уит, чьи темные глаза видели все; он смотрел куда-то в район бедра Дьявола. Рука Дьявола дернулась под пристальным взглядом брата, и только тут он сообразил, что держит за руку Фелисити.

Он даже не заметил этого.

Дьявол выпустил ее руку, подхватил брошенную ему Уитом трость-клинок, быстро шагнул за порог и громко позвал Джона. Тот спрыгнул с крыши, держа в руках ружье. Не останавливаясь, Дьявол махнул рукой назад, на Фелисити, и приказал:

– Отвези ее домой.

Фелисити так шумно втянула в себя воздух, что во внутреннем дворе склада это прозвучало словно выстрел.

– Нет!

Дьявол даже не взглянул на нее.

Джон кивнул.

– Есть, сэр.

– Погодите! – Она бегом бросилась за Дьяволом. – Что случилось? Куда вы идете? Позвольте и мне, я могу помочь!

Она должна уйти. С каждой лишней минутой она подвергается все большей опасности. С каждой лишней минутой она становится все более опасной для него. Что, если бы она сюда не заявилась? Он мог бы решить сам повести фургон, и тогда Найл не словил бы ту пулю.

Он поймал взгляд Уита – спокойный, собранный, никого не обвиняющий, но Дьявол все равно чувствовал, что его судят.

Какое, черт возьми, право он имел играть на льду в страсть, в то время когда в мужчин, живых, имеющих семьи и будущее, стреляли из-за него? Господи Иисусе. Нельзя было впускать ее на склад! Разве Уит ему этого не говорил? Разве Дьявол сам не знал?

«Что за чертова неразбериха?!»

Он повторил Джону свой приказ:

– Отвези ее домой. Стреляй в любого, кто окажется у тебя на пути.

– Есть, – повторил Джон, беря ее за руку. – Миледи.

Фелисити вырвала руку.

– Нет. – Это прозвучало очень твердо, и Джон заколебался. – Дьявол. Я могу помочь. Если это люди Короны – никто не тронет дочь маркиза.

Вот теперь Дьявол остановился и повернулся к ней, не в силах сдержать свое раздражение.

– Только задумайтесь на минуту – если кто-то направит на вас ружье, его будет волновать, что вы дочь маркиза? Думаете, их взволнует, что вы леди, которая умеет вышивать, говорить на двух языках, знает, куда положено класть чертову суповую ложку, и обручена с чертовым герцогом?

Она широко распахнула глаза, и ему бы следовало остановиться, но он не стал. Он разозлился. В первую очередь на себя, но и на нее тоже, на ее непробиваемую невинность и ее уверенность в том, что мир не озлоблен и не жесток.

– Они об этом не задумаются. Ни на секунду. Более того, они будут целиться именно в вас, сияющую, как солнышко, пахнущую, как жасмин, потому что знают – мужчины, выросшие во тьме, сделают ради света все что угодно. – Она открыла рот, но он прервал ее, не дав заговорить: – Думаете, вы можете нам помочь? – Он коротко, безрадостно рассмеялся. – Что вы можете сделать, вскрыть их замки?

Она резко выпрямила спину, и Дьявол с отвращением ощутил чувство вины, возникшее при виде обиды в ее глазах.

– Вы нам ничем не поможете. Вы думаете, это игра, думаете, тьма – это новая блестящая игрушка. Что ж, вот вам самый важный урок – тьма не для принцесс. Вам пора вернуться в вашу сказочную башню. И больше сюда не приходите.

Он повернулся спиной к пристенной фиалке, оставив ее в полной тишине, и быстро зашагал к стоявшей в центре двора лошади, уже оседланной и ждущей только его.

Но Фелисити Фэрклот не собиралась молчать.

– Так что же вы, отказываетесь от своего обещания? – крикнула она ему вслед голосом сильным и уверенным, напоминавшим зов сирены. Он повернул коня, чтобы видеть ее в тени, которую отбрасывали фонари во дворе, ветер шуршал ее юбками, трепал несколько локонов, выбившихся из прически, когда он ее целовал.

В груди у него все сжалось, когда он увидел расправленные плечи и гордо вздернутый подбородок.

– Вы же получили своего герцога, разве нет?

– Но не так, как вы обещали.

Чертова страсть, подобной которой он никогда еще не испытывал. Не следовало ему даже пробовать выполнить эту ее просьбу, потому что теперь он готов был пойти на все, что угодно, лишь бы не позволить ей дышать одним воздухом с его братом – и чтобы она принадлежала только ему самому.

– Не стоит верить обещаниям такого человека, как я. Что сделано, то сделано. Возвращайтесь домой, Фелисити. Вам тут не рады.

Несколько долгих секунд она смотрела на него, и он каждым дюймом своего тела понимал, что должен отвернуться от нее прежде, чем она заговорит. Но он не мог. А затем она заговорила, и каждое язвительное слово хлестало его, словно кнутом.

– Скажите мне, Дьявол, а что вы сделаете, чтобы мне помешать? Запрете двери на замки?

Что, во имя… Она что, провоцирует его? Она вообще имеет хоть какое-то представление о том, кто он? Что за человек? Дьявол дернулся, чтобы спешиться. Подойти к ней и…

Господи Иисусе. И зацеловать ее до беспамятства.

Какого черта он наделал?

– Дьявол, – останавливая брата, предостерегающе произнес Уит, тоже успевший сесть на коня.