Скрытый учебный план. Антропология советского школьного кино начала 1930-х — середины 1960-х годов

Я буду пользоваться другим понятием, описывающим, как мне представляется, явление, одновременно гораздо более определенное с точки зрения единиц анализа, не привязанное исходно к конкретной существующей на ограниченном пространстве и в ограниченный промежуток времени культуре и не являющееся частью бинарной оппозиции, в которой один из членов представляет собой идеализированный конструкт, помещенный в привилегированную позицию, а другой — максимально нечеткий конгломерат качеств, определяемых по принципу негации («традиционным» является все то, что не похоже на «модерное», «модернистское», «модернизационное»). Понятие, при помощи которого, как мне представляется, можно обойти все перечисленные недостатки, — это перспициация, т. е. процесс «опрозрачнивания» публичного пространства в интересах элит, это пространство контролирующих. В ходе перспициации целенаправленно повышается проницаемость и однородность социальных сред (в том числе и за счет их поступательной атомизации), обеспечивается присвоение «большими» публичными дискурсами семантических систем, обслуживающих микрогрупповые уровни ситуативного кодирования и социального взаимодействия. Главной целью данного процесса является повышение уровня социального контроля, в том числе и за счет манипулятивного использования микрогрупповых культурных кодов, привычно апеллирующих к устойчивым аттитюдам на уровне индивида и малой группы. Примером могут служить нехитрые метафоры вроде «мать Родина», «братский народ» или «отец Отечества», в которых один из членов обращается к семейному коду (дорефлективному, поскольку он формируется в период раннего детства, не оставляющий у нас системных воспоминаний и не являющийся предметом самостоятельной семантизации), а другой представляет собой абстрактное понятие, реальное наполнение которого (количество людей, мест, процессов и т. д.) радикально превышает возможности нашей памяти и нашего внимания. В итоге человеку вменяется не рефлексируемая далее ответственность за суммы обстоятельств, которые он не контролирует, — прекрасная почва для дальнейшей политической манипуляции. Перспициация являет собой практически неотъемлемую часть любого сколько-нибудь развитого политогенеза — будь то Афины времен Перикла или Рим поздней Республики и раннего Принципата. И «модернизация» в данном смысле представляет собой всего лишь частный случай такого процесса, который застит для нас все остальные как в силу исторической (для нас) актуальности, так и в силу своих — поистине глобальных — масштабов и совершенно иной технической и технологической оснащенности. С предложенной здесь точки зрения в эту логику укладываются и деятельность кардинала Ришельё во Франции второй четверти XVII века, и итальянский фашизм, и современная неолиберальная рыночная экономика, и немецкий нацизм, и советский социализм, и деятельность ИГИЛ — даже если учесть то обстоятельство, что последнее запрещено на территории Российской Федерации.

3. Проект «советский человек» в контексте «российского марксизма»

Впрочем, вернемся к материалу собственно советскому. Исходный большевистский проект по созданию «нового человека» был служебной функцией от марксистского критического анализа современного Марксу капиталистического общества, т. е. западноевропейского (и в первую очередь английского) общества середины — второй половины XIX века. В рамках марксистского подхода человек полагался некой tabula rasa, на которой экономически детерминированный комплекс социальных отношений выстраивает систему аттитюдов — соответственно вписанности человека в тот или иной социальный «класс». Это принципиально аналитическая модель, нацеленная на деконструкцию уже существующих социально-экономических отношений, и поэтому, во-первых, грядущее, более рациональное общественное устройство, которое должно прийти на смену нынешнему, прописывается в крайне общих чертах, скорее по принципу негации, нежели в качестве некой системной проекции; а во-вторых, присвоения каких бы то ни было эссенциалистских характеристик единицам анализа эта модель не предполагает. Единицей анализа является абстрагированная социальная группа, наделенная едиными для всей группы экономическими интересами, «человек» же воспринимается скорее как некий абстрактный элемент, входящий в более крупную общность и в силу этого наделенный (в разбавленном и, возможно, несколько модифицированном виде) ее принципиально значимыми качествами — которые, в свою очередь, не принадлежат этой группе «по праву рождения», но являются функцией от системы ее связей с другими группами, «опосредованной» способами доступа к (прежде всего экономическим) ресурсам. То есть сам человек как «совокупность общественных отношений» эссенциалистскими свойствами может обладать в еще меньшей степени, чем социальный класс.