– Виктор Тимофеевич, я сегодня выезжаю и буду в Петербурге завтра в девять утра. Встречать меня не обязательно, ключи у меня есть. – Артем на секунду задумался и добавил. – Витя, вообще не слышно ничего. До завтра! Прости я на съемках, отключаюсь. Из поезда напишу.
И Артем нажал отбой. После этого он совсем отключил телефон. Он уже догадывался зачем звонил Виктор Тимофеевич. Даже не догадывался, а точно знал: произошли очередные изменения в графике съемок и его просят не приезжать. Он почувствовал себя надувной игрушкой, у которой вытащили затычку и выпустили воздух. Ноги перестали его держать, и он опустился на корточки прислонив спину к ограде Шереметьевского дворца.
– Вам плохо, мужчина? – спросила милая девушка с большой папкой для рисунков через плечо.
– Да. – ответил Артем. – Очень.
И девушка поспешила уйти. Не оглядываясь, не прибавляя шага она просто шла по набережной Фонтанки.
Зачем она спрашивала? Артем этого так и не понял. Может её испугал его тон или внешний вид? Или глаза? А может она просто хотела уточнить. Может это такие правила игры: ты подозреваешь, что кому-то плохо и должен подтвердить или опровергнуть эту догадку. Чтобы наверняка, чтобы быть уверенным. Да и чем она могла помочь? У нее бы не хватило сил даже поднять его. Впрочем, если он не способен сам подняться, то плохо его дело… Артем напрягся и, хватаясь за прутья ограды дворца, заставил себя встать. Он может встать, он может идти, он просто не знает куда. Пока не знает.
“ – Вон идет этот страшный старик! – кричали дети, показывая на Огюстена пальцами. И на этот крик выбегали их матери и тащили детей домой, страшась высокого седого старика в рваном солдатском плаще. Его именем теперь пугали детей, как когда-то пугали детей именем Берты Фури. Город за городом, поселок за поселком обошел он добрую половину Франции: от Орлеана до Бреста, от Бреста до Руана, а от Руана до Страсбурга и никто не слышал про чудесную девочку с белоснежными вьющимися волосами по имени Мари. Вернее, таких девочек во Франции было полно и у многих были красивые белые волосы, но все они были не той крошкой Мари, которую он искал. А он все спрашивал, все топтал дороги и тропинки, не имея ни другой цели, ни другого смысла в жизни. Иногда он застывал посреди рыночной площади, если слышал звуки шарманки, надеясь, что вот-вот запоет его крошка Мари, но заслышав чужие голоса, только махал безнадежно рукой, все повторяя, что никто во всей Франции не умеет петь так, как пела она. ”
К вечеру, вымотавшийся и заболевающий от хождения по ноябрьском Петербургу, Артем двинулся к Московскому вокзалу с его неспешной суетой, с книжными магазинчиками и неудобными, но такими желанными креслами зала ожидания.
– Уважаемый. – охранник двинулся в его сторону, ещё до того, как он подошел к турникету. – Рюкзак открываем.
Артем с недоумением смотрел на бутылку, которую охранник держал в руках. Еще двое стояли за его спиной и вид имели самый угрожающий.
– Распитие алкогольных напитков в общественном месте. Статья двадцатая пункт двадцатый кодекса Российской Федерации
– Но я же не пил. – пробовал возражать Артем.
– Пункт двадцать первый – появление в общественном месте… – и грамотный охранник стал зачитывать очередной пункт.
Его товарищи уже поняли, что можно, что пора, и стали подталкивать Артема к выходу из вокзала.
– Еще раз увидим, сдадим ментам. – прикрикнул на прощание самый молодой и здоровый.
Провести ночь в обезьяннике не сильно пугала, даже наоборот: она казалась вполне достойной перспективой, но у Артема не было никакой уверенности, что его завтра выпустят до восьми утра и он успеет на встречу с ассистентом. Поэтому ли или по какой-то другой причине, но Артем не стал спорить с охраной, не стал требовать полицию и безропотно стерпел точки и угрозы. Ни на споры, ни на скандал, а тем более на разговор с полицией у него не хватало ни сил, ни мужества. Он явно заболевал и Артема хватало только на перемещения самого себя в пространстве. Или даже не на перемещение, а на поддержание в какой-то конкретной точки реальности. Он будто плыл на надувном матрасе по ледовитому океану и в океане этом сегодня был шторм.
Можно было бы переночевать в подъезде на Перекупном, но пока туда было нельзя. Нехорошо будет если он встретит кого-нибудь из актеров, из тех, с кем завтра придется знакомиться. Значит не стоит там появляться до двенадцати. Или лучше до часу. На студии несколько проектов, съемки на любом из них могут закончиться в любое время и шанс, что его увидят спящем под батареей кто-то из актеров, весьма велик. Тут было о чем подумать, но сейчас его волновало другое: откуда взялась эта проклятая бутылка? Может её подложил ему этот самый актер из Витебска? Он что-то говорил о том, что вернет ту бутылку, которую они взяли из холодильника. Артем тогда отказывался, вот он и подложил втихую. Но почему початую?