Скука прекрасной Бурруджун

Пыльные свитки их не очень интересовали, за что Бурруджун не преминула им попенять. В тех свитках были написанные рукой самого Арудаину, прадеда Шашатаны, хроники десятилетней войны с королевством Ишун, а так же история восстановления Лазоревого края после этой опустошительной и горькой войны. Второй свиток содержал древнейший список поэмы о небесной фее и огненном драконе, основателях Лазоревого края. Дамы помолчали немного, из уважения к прадеду, а потом вернулись к драгоценностям, незаметно перескочив на саму красавицу Аль-наан-Рада.

— Муж ее очень любил, — доверительно сказала Гу-иш-Равата, чьи предки спокон веку служили при дворе, храня в семье тайные и стыдные истории из жизни придворных и правителей. — Любил так, что не отпускал никуда, даже на поклонение святыням в дни больших праздников. Она была заперта во внутреннем дворце, и видеть ее лицо могли только две служанки, остальным разрешено было приближаться только к дверям покоев.

Гу-иш-Равата была круглолицей, пышной, яркоглазой женщиной средних лет, которая невероятно, искренне любила сплетни. Глаза ее сладко блестели, голос понижался и напоминал мурлыканье кошки, когда она вела разговоры на излюбленную тему. Дама никогда не искала выгоды в слухах и кривотолках, так что прекрасная госпожа прощала ей это не вполне невинное увлечение, приносившее, впрочем, немало захватывающих тем для бесед в кругу дам.

— Должно быть, это было невероятно тоскливо, — невнятно пробормотала Бурруджун. В зубах у нее была зажата нить: она была занята шитьем. Мона-дар-Ушшада весьма неодобрительно посматривала на это занятие, но перечить не смела. Она теперь тонко понимала границу дозволенного ей вмешательства. Хотя и считала, что вышивание — единственно подобающее занятие для госпожи, и страдала в душе, видя как та шьет своими руками маленькие рубашечки и платья в подарок недавно появившимся племянникам. Единственное, что примиряло старшую даму с этим, так это то, что вещицы были достаточно изысканны и прелестны.

— А может, она была не так уж красива? — простодушно спросила младшая Мин-Кулум. — Раз ее прятали.

— Вот еще глупости! — возмутилась Шиане-дар-Асана, дама весьма в возрасте, прислуживавшая еще матушке правителя и в юности слывшая красавицей. В те далекие времена ее нередко сравнивали с незабвенной Аль-наан-Рада, так что ее очень задело предположение младшей дамы.

— Если бы у нее были какие-либо… изъяны… то стали бы ее воспевать в многочисленных поэмах? Стал бы правитель так убиваться после ее смерти? — горячо встала на защиту любимой героини и юная Лали-наан-Шадиш.

— Не говоря о том, что у нее было несколько любовников, которых никак не могли поймать, — добавила Гу-иш-Равата, которая терпеть не могла, когда прерывали, уходя в сторону от рассказываемой ею истории. — Там подземных ходов было во внутреннем дворце неисчислимо. А самый тайный так и не нашли, господин Гуран-иш-Саронна, тогдашний дворцовый распорядитель, приказал умертвить его строителей, и сам молчал о нем до самой смерти. Ходил к прекрасной Аль-наан-Рада в ночи накануне новолуния, и, говорят, был ревнивей, чем сам правитель. По слухам, он убил молодого господина Сина-Хатун, застав его читающим поэму под окнами покоев прекрасной Аль-наан-Рада.

— Вот негодяй! — воскликнула Ане-мин-Кулум, с возмущением вспомнив господина Иш-Саронну, будто бы тот был виноват в злодействах своего далекого предка.

Сестра ее, как всегда, мыслившая с ней схожим образом, вздохнула:

— Вечно им дело есть до других, шел бы себе своим путем, глядишь бы…

Мона-дар-Ушшада покачала головой. После утреннего поведения сестер она получила пространное письмо от господина Иш-Саронны, а также имела весьма неприятную беседу с дворцовым распорядителем, которому пришло подобное же послание.

— И в чем беда? — оглядев насупленные лица своих дам, поинтересовалась Бурруджун. — Кажется мне, дело не в старом ревнивце?

— Да этот!.. — воскликнула Ане-мин-Кулум и тут же сестра деликатно подергала ее за рукав, успокаивая.

— Господин Иш-Саронна был не очень доволен нами утром, — призналась Раране-мин-Кулум. — Ему показалось, мы были… были…

— Очень непочтительны к своему статусу, дурно воспитаны, грубы и далеки от идеала, к которому должны стремиться все придворные дамы, — на память прицитировала Мона-дар-Ушшада. Под ее взглядом сестры Мин-Кулум утихли и еще прилежнее принялись за свой урок: в наказание их посадили переписывать скучнейшие назидательные истории из жизни старца Гапу, жившего пару сотен лет назад на горе Аш. В горах было пустынно и безлюдно, ближайшими соседями старца были птахи небесные, несколько сосен и ручей, так что истории не баловали разнообразием или захватывающими сюжетами.

Бурруджун укоризненно улыбнулась им и попросила Гу-иш-Равату продолжить рассказ, по возможности опуская неприличные для ушей молодых дам моменты. Историю эту она уже слышала, но, видя интерес присутствующих, решила, что не будет вреда, если дамы развлекутся этими полунебылицами из прошлого.