Скульптор и Скульптура

В этот раз всё было как всегда. Вот только, как ему сквозь сон казалось, он видит свою душу. Она стремилась показать ему вечность жизни вопреки любым изменениям, происходящим в мире. Таких чувств он не испытывал давно. Он не спал, но не мог подняться. Он чувствовал совершенно непостижимую тяжесть своего тела. Он не хотел видеть, но видел чувствами.

Далёкий северный город. Молодой князь благодарит молодых и старых горожан за оказанное ему доверие и приглашение на княжество и одновременно предлагает совершить поход в неведомую им страну, где они не только увидят много диковинного, но и бедные станут богатыми, а богатые ещё богаче. И этот поход он предлагает им, свободным горожанам, в качестве своей княжеской благодарности.

Сергей сквозь дрёму понимает, что князя звать Рюрик, а город тот называется Великим Новгородом, а зовёт он их в поход на Византию. И зовёт только потому, что увидел в горожанах огромную силу, которая позволит ему стать равным среди равных в тех местах, откуда он пришёл в Новгород, если военный поход на Византию будет удачным.

Дальше Сергей видит огонь, пленных с двух сторон. Огромный собор, в котором монахи ведут тихую беседу:

— Сегодня мы отбили нападение ещё одного племени, но это не последний набег, — говорит один из монахов.

— Наше государство всего лишь один из обломков Великой Римской империи и нам не желательно повторять ошибки Рима, — продолжил его речь другой монах.

— Что вы имеете в виду? — спросил тот, кто выглядел старше всех присутствующих монахов.

— Отбиваться от всех племён бесполезно, народам становится тесно, они ищут новые места, но главное тех, кто в большом количестве владеет римскими безделушками: золотом, серебром, — единым голосом заговорили монахи.

— Вы ещё слишком молоды, если видите только это. Знание идёт с Востока в виде никому и ничему не подвластных орд. Они готовы смести всё на своём пути. Это знак. Мы не поняли миссии Иисуса Христа, не поняли миссии его последователя пророка Мохамеда, мы прервали своё поступательное развитие. Мы остановились и пошли назад. Восток лишь ускоряет наше падение. Это справедливо, — мрачно говорил старый монах.

— Но надо что–то делать, — не унимались молодые монахи.

— Конечно надо. И мы будем делать. Мы будем охранять и нести наше православное знание и в Азию и в Европу. В Европу его нести труднее. Европа уже познала все блага цивилизации, но не сумела сохранить их, не сумела распознать Бога. Европу сгубила алчность, корысть и торговля. Европа ещё долго будет жить прошлой памятью и сопротивляться новому знанию. Под рясами европейских священников ещё долго не будет Бога. Хотя эти священники знают истину, но алчность сильнее, и желание личного могущества ещё долго будет застилать всё остальное. В Азию наше православное знание нести легче. Но Азия ещё долго не будет способна понять его. Понять того, что главное вершится там, — он показал рукой на небо, — а не здесь.

Азия охвачена разорением, горем и междоусобицами. Орды кочевников истребляют друг друга, но ищут они не золота и не римских безделушек. Они столкнулись с комфортом, и они ищут тех, кто этот комфорт создаёт. Они уничтожают любую оседлость, ибо видят в ней свою гибель. Они, хоть и по–своему, но повторяют путь Рима, путь рабовладельцев. К сожалению, народы очень быстро привыкают быть и угнетёнными, и угнетателями. К подготовленным европейцам пришёл Иисус, и они его не поняли, что тогда можно говорить о ещё совершенно диких азиатах.

Но на границе между Европой и Азией существует народ, именуемый себя русским. Этот народ будущее нашей веры, а её настоящее, это русские казаки. Казаки — это опыт полной независимости народа, без границ, без государственного устройства. Опыт жизни на Земле, основанный только на вере, а веру они приняли православную. Практически без нашего участия, по зову своего сердца. Казаки — это жизнь будущего. Как в одном государстве живут без раздоров семьи, города, так же живут и казаки на всех землях между Азией и Европой. Казаки своим примером доказывают, что анархия мать порядка, если существует местное управление в виде казачьего круга, схода вплоть до семейного совета, ставя во главу угла веру православную. За это будем держаться, остальное приложиться.

Сергей проснулся, едва дневальный подумал, что пора будить командира. Он встал, потянулся до хруста в суставах и пошёл на обычное послеобеденное построение.

Как ни странно, но плац и все ритуалы, связанные с ним, завораживали Сергея. Он от рождения был чрезвычайно далёк от поклонения голому материализму и не считал материю первичной. Ленина он уважал примерно в той же степени, что и Геббельса. Это были два, несомненно, умнейших человека и самых лучших «пиарщика».