Читаем Скульптор и скульптуры полностью

Надеждин любил народ, среди которого родился и жил. Он его понимал. Он посмеивался над дикостью западных племён. Дикость этих племён проявлялась во всём. Стоило их лишить работы, они собирались в толпы демонстрантов и шли бунтовать и бастовать. Стоило повысить цены на пиво, и они начинали громить бары и магазины. Его же народ, на сей счёт имел своё, особое, мнение: «А кормить будут?». И готов был помахать флагами в поддержку правительства даже в самый неурочный час и в самом непригожем месте, лишь бы покормили. Ну а чем себя занять народ и сам находил. Страна была большой, одни вокруг неё щит ядерный создавали, чтобы из кладовой ничего чужие не спёрли, а другие всё из кладовой пёрли, чтобы своим не осталось.

Но, увы, Надеждин не был счастлив. Ему не хватало Бога. Он его искал в церкви. Он его искал в Кремле. Он его искал в городах и деревнях. В итоге, он пришёл к тому же выводу, к которому до него, приходили все те, кто любил математику и литературу, и ещё чуть-чуть историю. С историей у всех народов было более всего заморочек. Все твердили, что в одну реку невозможно войти дважды, но в то же время, история всегда повторялась. Надеждин пришёл к выводу, что действительно народ в его стране существует отдельно от власти. «Поводыри – провокаторы» отдельно. Паства – отдельно. Власть, Надеждин, обнаруживал только двух видов: советскую – петровскую и поповскую – монголо-рюриковскую. Другой он не мог рассмотреть даже в большую увелечилку. Советская власть была явно хитрее поповской. Если попы, сильно разговляясь, ещё иногда вспоминали о душе, то чиновникам это было абсолютно ни к чему. Они потребляли. Они сжирали всё на своём пути. Главный их «пахан», под благовидным предлогом укрепления вертикали власти начал процесс клонирования чиновничества, обозвав это действо административной реформой. Реформа разводила чиновников как кроликов. Эта орда хотела жрать всё больше и больше. Клоны уже во-всю семафорили своим западным благодетелям, что они с ними в одной лодке. Но, западные благодетели плохо слышали его. В их лодке места было не так уж много даже для работяг, а армия бездельников могла погубить и их. Но по России, присматриваясь к её необъятным просторам ездили охотно, и приговаривали: «Вы быстрее разбазаривайте Божий ресурс, пока ваши народы не очухались».

А у себя дома, клоны-чиновники умудрялись обирать и церковь на «откатах» между крёстными знамениями, хотя иногда и давали ей возможность разбогатеть, чтобы отобрать ещё больше. Так они и жили, так они и дружили. Обе эти местные иерархии были от «лукавого» и тащили всех прочих резко вниз, прямо к чертям на раскалённые угли. Этот процесс носил в прессе название «коррупция» и был, сильно обличаем самими же коррупционерами. Народ, среди которого жил Надеждин, не то чтобы блуждал между ними. У него просто не было других ориентиров. Но, в светской, мирской власти, он уже давно и ничего не искал. А в церковь ходил как в чистилище, часто считая, что кроме как попа и послушать больше некого. Да и сами попы были мужичками видными и доставляли своим видом хоть какое-то удовольствие, хронически недоласканной женской половине населения, в особенности старушкам.

Эти «орлы» отечества, из системы российского управления, своими взлётами и падениями вгоняли Надеждина в полную тоску. Это была одна из причин побудившая его взяться за перо. «Балуясь» математикой и литературой, подолгу не видя других людей, он думал, что они такие же, как и он. Что они понимают…

Надеждин давным-давно изучил все людские сюжеты и знал все людские разговоры, ещё задолго до их начала. Он давно и ничему не удивлялся. Перейдя очередную возрастную черту, после которой начинался уход из жизни родителей, а потом и друзей, Надеждин всё более и более стал видеть жизнь в юмористических, а часто, просто в сатирических тонах. Например, как не улыбнуться, неся в тяжелейшем раздумье гроб, если рядом с тобой вдруг звонит сотовый телефон и раздаётся песенка: «Давай наливай, поговорим…». Как не улыбнуться, если покойника, уже, принесли, а могилу ещё не вырыли по причине отсутствия спиртного, без которого у могилокопателей, земля лопате не поддаётся, так как нет смазки, а покойнику в принципе торопиться некуда. Великий народ, с которым ничего не может случиться, так как он вечно с похмелья, вечно шалапаистый, и вечно выживающий.

Генетически модифицированные Советской властью чиновники, насаждавшие то, что получило название «дерьмократия», и врубившее на всю страну порно – Интернет. Разрушали будущее. Эти клоны хоть и проводили время в спортзалах и крали деньги на строительстве спортивных комплексов, но вред, который они несли, был Богу виден. А Бог поругаем не бывает. В этом отношение, как уже знал Надеждин, обольщаться не стоит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза