Скульптура сна

Всё то, что живо мне и свято,
Для всех – мертво и тяжело.
Такая за любовь расплата —
Украденное ремесло.

Конечно, не для передачи

Даётся тайны чистый звук —
Причудами слепой удачи —
Квадратом выплавленный круг.

И лишь тебе, за узкой дверцей

Невнятицы строки моей,
Быть может, перехватит сердце
Тоской неясной соловей.

В душе забьётся малой птицей,

Забрезжит в синеве звезда,
И ты, склонившись над страницей,
Мой мир почувствуешь тогда.

И свежесть утреннего вздоха,

И облака прощальный взмах,
Печальных перемен эпоху —
Вкус земляники на губах.

Читатель

Читатель, где ты, мой читатель?
Ау… ау! Ты где, мой друг?
Тут каждый – недоброжелатель,
Одни писатели вокруг!

Вот напряжённо и ревниво

Они за строчками следят:
Одним скучны мои порывы,
Другие – откровенно спят.

Конечно, бедолаги ночью

Творили, не смыкая глаз.
От этого устали очень…
А ты не посещаешь нас —

Вернись, вернись, вернись, читатель —

Спаси у бездны на краю!
Я покормлю тебя и, кстати,
Ещё и рюмочку налью.

Моноспектакль

Среди разноцветных и ярких картин,
Клубка из удач и печали,
Жизнь – моноспектакль, и зритель один
На сцене огромной и в зале.

Опять он выходит один против всех,

Сам собственный враг и союзник,
И сам у себя вызывает он смех —
Своей бесконечности узник.

Бывает любим и бывает влюблён,

И смотрит глазами ребёнка,
Назначенной ролью от всех отделён,
Как будто невидимой плёнкой.

Не слышно пространству, о чём он кричит —

Ведь звук отключили нарочно.
А воздух отечества сладко горчит,
Да так, что становится тошно.

Песня

Такой отвратительно мерзкий улов
Из рыб, что драконам под стать.
И если никто не читает стихов,
Зачем же тогда и писать?

Теперь красота – барахло от Кутюр,

Мерзавцам за подлость в награду.
Плетёный узор шелестящих купюр
Похитил сияние радуг.

Защитник свободы – милиционер —

Стоит на посту возле храма,
В умах торжествует Святой Люцифер,
А в душах – реклама.

Шуршат, как пожухлые листья, слова,

Что раньше набатом звучали,
И песня стихает, начавшись едва,
Себя немотой измочалив.

Мучительно сжаты немые уста,

Но звуком наполнен я весь —
Вот-вот она грянет, сильна и чиста,
А всё потому, что ты есть!

Вертинский

Обидчивый паяц, банальный белый клоун,
Как многих пережил твой одинокий цирк!
Ты снова в тишине выходишь на поклоны,
Проклятый эмигрант или любимец ВЦИК.

Что чёрный диск шипит на старом патефоне,

Заботливо храним в формате эмпэтри?
И голод, и война, и ты на этом фоне,
Эффектный бонвиван, немыслимый esprit.

Всё то, что сожжено, осмеяно, разбито,

Застенчиво звучит в заброшенном раю
Загаженной души… Среди тупого бита
Картавый твой куплет я сам себе пою.

Есть люди