Скворцов-Степанов

Уже в то время за Иваном Ивановичем утвердилась репутация человека, который умеет провести через царскую цензуру «крамольные сочинения». «В этом деле никакого божьего дара у меня нет, — отшучивался Скворцов. — Просто надо учитывать, что среди цензоров немало людей не просто ограниченных, но и тупых. Наши читатели, напротив, гораздо умнее, чем их представляют. Царский цензор в «борьбе с крамолой» все же редко вчитывается в мысли, а если вчитывается, то, как правило, не понимает их сути. Высокообразованных людей среди них маловато. Больше внимания они обращают на отдельные слова и выражения, то есть судят обычно, так сказать, по внешним признакам. Однако попадаются и очень въедливые, которых нелегко провести, и требуется особая смекалка», — замечал Иван Иванович.

«А что касается фамилии Каутского, его-то они знали неплохо как «опасного социалиста». Да и название книги Каутского им было бы не по душе — «Предшественники новейшего социализма». Вот и пришлось дать новое название переведенной работы, а фамилию подлинного автора отодвинуть на задний план, упомянуть его после вполне благонадежных авторов в туманной фразе: «Составлено по Лозерту, Келлеру, Циммерману…» Пришлось прибегнуть и к множеству различных словесных переделок. Так, например, термин «коммунизм» мы заменили «общностью имуществ». В целом же все это стоило большого труда. И самое важное — надо было через препоны цензуры, за всеми этими ухищрениями совершить главное — донести до читателя марксистские идеи книги».

Ее публикации помог связанный с марксистскими кругами весьма активный, по выражению Скворцова, «издатель-кустарь» В. А. Немчинов. А когда книга наконец увидела свет, она быстро разошлась среди российских социал-демократов и проникла в рабочую среду.

В том же году в 7—11-м номерах журнала «Образование» читатели познакомились с другим «крамольным» переводом Скворцова — работой «Общественные отношения во Франции XVII и XVIII веков», которая в следующем, 1902 году была издана отдельной книгой (с небольшим добавлением В. А. Базарова). Это был, по существу, перевод книги К. Гуго (Линдемана) «Социализм во Франции XVII–XVIII веков», находившейся в списках «не подлежащих продаже, изданию, распространению и переводу в Российской империи». Иван Иванович умело заменил цитаты из работы К. Гуго различными ссылками на сочинения русских авторов — Н. И. Кареева, М. М. Ковалевского, В. А. Гольцева, И. В. Лучицкого и других.

Сам Скворцов считал большой удачей перевод и издание (совместно с В. А. Базаровым и Б. В. Авиловым), по существу, первого в те годы обобщающего труда по истории международного профессионального движения — книги В. Кулемана «Профессиональное движение. Очерк профессиональной организации рабочих и предпринимателей во всех странах». Иван Иванович написал подробное предисловие к книге, где показал и определенные достоинства, и явные слабости работы (прежде всего слабое знание по сравнению с германским состояния профсоюзного движения в ряде государств Европы и Америки). К работе Кулемана Скворцов добавил приложение — перевод лекций профессора Вернера Зомбарта, который, используя экономическую теорию К. Маркса, пытался дать теоретическое объяснение коренных явлений общественной жизни, включая рабочее движение. Кроме того, в постраничных примечаниях переводчика, включенных в книгу, содержалась критика политических взглядов Кулемана. Небезынтересно, что изданию книг помог владелец полотняного завода Д. Д. Гончаров, ставший ее официальным издателем и предоставивший бесплатно бумагу для ее напечатания. Он содействовал и ее распространению, что оказалось также делом довольно трудоемким.

Вообще начало 900-х годов для Ивана Ивановича было временем активного знакомства с литературой социально-экономического содержания. Им была прочитана масса книг, статей, подготовлено несколько переводов, рецензий.

Свидетельство Анатолия Васильевича Луначарского хорошо передает картину поистине кипучей публицистической деятельности, которую развернул Скворцов в период калужской ссылки. В Иване Ивановиче «чувствовался самородок, человек, у которого самообразование играло более преобладающую роль, чем у всех нас остальных. Он глотал книги на русском и уже тогда хорошо известном ему немецком языке». «Все мы, — вспоминал далее Анатолий Васильевич, — резко критиковали реформизм Эдуарда Бернштейна, считая это предательством интересов рабочего класса. И вдруг однажды Иван Иванович буквально сел на бернштейнианскую Росинанту и начал с истинно дон-кихотовской отвагой защищать самые крайние выводы реформизма». Все были поражены, ничего не понимали.

Вскипел А. А. Богданов. В величайшем негодовании он замахал руками на Скворцова, воскликнув:

— Знаешь, Иван, если ты до такой степени сразу отравился этими миазмами, значит, из тебя никогда не выйдет хорошего марксиста-революционера!

И тут-то Иван Иванович раскатился своим добродушным басистым смехом и заявил: