Скворцов-Степанов

— Ты не воображай, Александр, что все, что я тебе возражаю, является моими действительными мыслями, я тебе возражаю, чтобы по-сократовски мы оба смогли прийти к тем убеждениям, которых потом уже никто не расшатает.

И, положа руку на плечо своего раздраженного собеседника, он добавил:

— Пойми, Александр, я ведь только для того, чтобы все у меня прочно было, а то, если взять хоть маленькую толику просто за веру, потом могут возникнуть сомнения, или какой-нибудь противник тарабахнет тебя по слабому месту, а мы глазами — хлоп. Нет, уж я каждую гаечку хочу попробовать: не отвинтится ли она у меня в решительный момент?

И. И. Скворцов по праву слыл неутомимым спорщиком. Полемику искренне уважал, считая, что только в результате дискуссии можно решить самые запутанные, сложные проблемы. «Иван Иванович был, — по словам-Луначарского, — обворожительным человеком, необычайно молодым, способным на почти детские выходки, каким он остался до старости. В промежутке между занятиями он был способен заводить всевозможные игры, и смешно было смотреть, как этот долговязый и в высшей степени серьезный человек начинал прыгать как козел, устраивать всякие смешные затеи и разыгрывать своих товарищей».

Начало 900-х годов было отмечено новым наступлением реакции на малейшее проявление свободомыслия. Министр народного просвещения России Н. П. Боголепов получил даже право отдавать участников студенческих волнений в солдаты. И он тотчас же воспользовался этим в отношении 183 студентов Киевского университета, а затем 28 петербургских студентов, что вызвало бурю негодования среди учащейся молодежи страны. 14(27) февраля 1901 года бывший студент П. Карпович совершил покушение на жизнь министра, смертельно ранив его. Вскоре Боголепов скончался. Студенчество отметило эту акцию четверостишием, которое стало очень популярным:

Радуйтесь, честные правды поборники,
Близок желанный конец.
Дрогнуло царство жандармов и дворников,
Умер великий подлец.

«Подлым временем, когда все разлагала зубатовщина», назвал эти годы Иван Иванович Скворцов.

«Зубатовщина»… Что-то мрачное, зловещее слышится в самом этом слове. Полковник С. В. Зубатов долгое время занимал пост начальника Московского охранного отделения. Он явился прямым вдохновителем и организатором «полицейского социализма». С помощью различных ухищренных методов Зубатов всячески поощрял внедрение провокаторов, скрытых враждебных элементов в рабочую среду, чтобы, словно ржавчина, изнутри уничтожить все здоровое, передовое, опорочить светлые идеалы коммунизма, подсовывая часто неискушенным в теории трудовым людям вульгарные, мещанско-пошлые суррогаты, которые выдавались даже за марксистские, социалистические воззрения. Филеры, шпики наводнили фабрично-заводские организации. Немало честных и нужных революции рабочих глубоко запутывались в сетях охранки…

В середине 1901 года истек двухлетний срок, в течение которого Скворцову запрещалось жить в промышленных городах и в Московской губернии (в самой же Москве и Петербурге ему было предписано — «запретить селиться навсегда»). Осенью ненадолго Иван Иванович обосновался в Подольске, что давало возможность приезжать в Москву. И вот в один из таких приездов в том же году состоялось его знакомство с Алексеем Максимовичем Горьким.

На квартире одного московского либерала как-то организовали платную вечеринку в пользу арестованных и ссыльных. Читали, пели, кто-то играл на скрипке. Незаметно разгорелся спор.

Известный деятель земского движения, либерально настроенный журналист Виктор Александрович Гольцев — в то время редактор «Русской мысли», — стоя в углу комнаты, долго и нудно говорил о положении российской интеллигенции.

— Каковы же задачи дня? — театрально обратился он к присутствующим.

Из другого угла ему ответили:

— Ясно — организация рабочего класса, борьба против самодержавия…

«Меня очень удивило то, что прямота и грубоватость ответа, — писал Максим Горький, — необыкновенно соединялись с интонацией юноши, а человеку, который сказал это, было, вероятно, за тридцать, был он уже лысоватый, высоколобый, лицо в густой бороде.

Таким прямодушным, честнейшим юношей он остался для меня на всю его прекрасную и трудную жизнь борца, непоколебимого большевика».

Этим юношей был Иван Скворцов. Как признавался М. Горький, у него всегда было «радостное изумление перед… духовной стойкостью, духовной красотой этого человека», с которым его свела судьба в тот погожий осенний вечер.