Сквозь ночь

В первый же день он от нечего делать предложил кое-кому из ребят померяться силой. Первому, второму и третьему он перегнул руки, почти не напрягаясь, и сказал: «Эх вы, орлы, а еще на целину едете». Потом к нему подходили еще и еще, и он молча, улыбаясь одними глазами, ставил локоть на вагонный столик и предлагал подошедшему благожелательно приоткрытую, чисто вымытую ладонь. Через полминуты противник сидел красный, а Кирилл, все так же спокойно улыбаясь глазами, говорил что-нибудь насмешливое и немного обидное.

Наконец привели из пятого вагона какого-то верзилу в крохотной кепчонке, с виднеющимся из-под раскрытого ворота полосатым треугольничком тельняшки; после этого никто уже не пытался ставить локоть на столик, а Кирилл весь остаток дня снисходительно и чуть насмешливо улыбался.

На второй день пути он достал из рюкзака колоду карт, задумчиво пощелкал ею, глядя в окно, и предложил пареньку, сидевшему напротив:

— Метнем?

— В «дурака»? — спросил паренек.

— Ты что? — усмехнулся Кирилл. Он выбросил из колоды на столик десятку и туза.

— «Очко»? — сказал паренек. — Я не умею.

— Шляпа, — сказал Кирилл. — Человек должен все уметь.

Паренек нерешительно пожал плечами. Но насмешливый взгляд Кирилла и обаяние спокойной силы, исходившее от него, сделали свое дело, и через полчаса паренек сидел, наморщив коротенькими морщинками лоб, и обдумывал — взять или не взять еще карту.

— Как держишь? — говорил Кирилл, насмешливо щурясь. — Я же у тебя всю игру вижу. Вот так. Надо, брат, свои карты прятать. На доверчивости не проживешь. Ну что? Дать?

Паренек взял карту и просиял.

— Вот видишь, — усмехнулся Кирилл. — А еще говорил «не умею».

Через час на чемодане, поставленном между полками, лежала кучка измятых денег, а паренек сидел наморщив лоб и осторожно прикрыв карты ладонью.

— Дать? — насмешливо улыбался Кирилл.

Паренек долго и мучительно думал, но это мало помогало ему. Прикупал ли он карту или нерешительно останавливался — так или иначе, выигрывал Кирилл. Спокойный и улыбающийся, он небрежно совал измятые бумажки в карман и передавал вспухшую колоду с тем, чтобы через несколько минут снова взять ее своими крепкими, чистыми пальцами.

Рядом сидели и стояли ребята, напряженно следя за происходящим. Гипноз игры уже владел ими, и каждая сторона имела своих болельщиков.

— Может, хватит? — сказал Кирилл, когда паренек в четвертый или пятый раз полез в карман за подкреплением.

— Чего это? — сказал паренек. Его круглое безусое лицо со светленьким пушком на щеках за какой-нибудь час побледнело, глаза стали беспокойными, а на лбу выступили мелкие капельки пота.

— Жаль мне тебя, вот чего, — сказал Кирилл, тасуя колоду.

— Давай, — нахмурился паренек. — Тоже жалельщик нашелся.

— Ладно, — сказал Кирилл. Лицо его стало каменно-жестким, и в глазах погасла улыбка. — Смотри, только маме не жалуйся…

Через час паренек проиграл все деньги, включая и ту половину подъемных, что лежала отдельно, в заднем кармане лыжных брюк.

— Ну как? — спросил Кирилл и щелкнул колодой.

Паренек сидел, хмуро потупившись и растерянно потирая одной рукой другую.

— Вот дает! — прошептал кто-то из болельщиков.

— На заем подписывался? — спросил Кирилл.

Кто-то из ребят хихикнул. Кирилл строго повел холодными серыми глазами.

— Никаких шуток, — сказал он. — Отыграться хочешь? Принимаю рубль за рубль. Ну?

Паренек, закусив губу и плохо видя от стыда и волнения, достал с третьей полки фанерный чемодан. Кирилл равнодушным взглядом следил за тем, как он роется там, переворачивая и сминая заботливо уложенные носки и рубашки. Через полчаса облигации перекочевали к нему в карман. Паренек сидел, покусывая губы, со сжатым обидой сердцем. Он чувствовал себя так, будто проиграл не деньги, а нечто неизмеримо более важное, — он и сам понять не мог что.

— Пиджак у тебя — будь здоров… — насмешливо прищурился Кирилл.

Паренек подумал секунду и молча, слыша удары своего сердца, принялся сбрасывать пиджак. Ох, если бы все повернулось… Может же все вдруг повернуться — вот так же неожиданно, как это случилось. Все было так хорошо…

Он снял пиджак и вынул из карманов паспорт, трудовую книжку, комсомольский билет и путевку. И как раз в этот момент Николай Виноградов подошел с другого конца вагона, протолкнулся между ребятами и увидел все.

Минуту-другую он стоял молча, хмурясь и поправляя пальцем очки. Черт его дернул уснуть…

— Ты что делаешь, Виктор? — тихо спросил он.

— А тебе чего? — не глядя на него, сказал паренек. Бледное лицо его медленно покраснело. — За сколько пойдет? — спросил он у Кирилла неожиданно севшим, хриплым голосом.

— В дым продулся, — сдавленным шепотом сказал кто-то сзади.

Кирилл, усмехаясь одними глазами и всем своим существом ощущая присутствие Николая, нарочито медленно пощупал рукав пиджака. Этот узкогрудый парень в очках был ему чем-то неприятен.

— Триста, — сказал он наконец.

— Давай, — хрипло сказал Виктор.

Кирилл сдал. Виктор посмотрел и сказал: «Себе».