Сквозь огонь

Раз в три дня мы устраивали баню – крошечный, обтянутый толстым полиэтиленом треугольник, ребра которого были сделаны из трех тонких сосенок, связанных вместе. Наверху – небольшое отверстие для дыма. Внутри, на земле, разжигался огонь, и из-за пленки получался паровой эффект. Обливаясь по́том, мы сидели в бане до дурноты, а потом открывали одну створку полиэтилена, прижатую снизу булыжником, в несколько прыжков оказывались на берегу и ныряли в реку. От перегрева вода казалась ледяной, и по всему телу бежали мурашки. После этого я возвращалась в баню, снова сидела до дурноты и снова прыгала в воду. Родители смеялись. Они выдерживали два-три захода, а я подкидывала дров в костер и парилась до темноты или до того, как заболит голова.

Странные видения – тогда я называла это так – отступили, когда мы уехали из Гордеева. Я могла без боязни смотреть в глаза родителям, не рискуя прочитать что-нибудь запретное. Я вообще ничего не хотела больше видеть – хотела закрыть глаза и вернуть все на свои места. Веру, тетю Олю, себя. Хотела, чтобы Паша-дурачок никогда не увидел ее мертвого тела, никогда не плакал над ним. Чтобы не было того дня, когда мы бесконечно долго ехали в морг, а тетя Оля говорила, говорила и говорила. Тот ее монолог снился мне бесконечно. Он пугал меня больше, чем пустой холодильник, желтые трупы и плачущий санитар-алкоголик, которого бил, склонившись, милиционер. Я хотела вернуть все как было. Хотела обратно в день, когда мы возвращались с купания в полуденном зное. Я шла следом за Верой и смотрела, как капли стекают у нее по спине. Я не знала, что моя способность никуда не делась: просто временная передышка, чтобы суметь пережить то, что видела.

Мы провели на путине три недели. Рыба начала сходить. Отец пообещал, что через несколько дней мы вернемся домой. Но внезапно хлынул дождь – такой сильный, будто с неба вылилось море воды.

– И чего тебе два месяца назад не пойти, – сказала мама дождю.

Мы стояли в проеме избушки и смотрели, как на середину реки торопливо выгребает отец. Из-за дождя, который заливал ему глаза, он не видел, куда причалить. Мы с матерью закричали в два голоса: «Сюда, сюда!» – и замахали руками. Но отец не видел: он, как слепой, крутился на середине, осматриваясь. Он не мог угадать даже берег – правый или левый? Я сорвалась из домика и побежала на мостки, крича: «Греби сюда, сюда!»

Отец наконец услышал и поплыл к нашему пляжу. Его руки соскальзывали, весла вхолостую били по воде. Я зашла в реку по пояс и довела лодку до берега. Вместе мы вытащили ее на берег и спрятали в кустах.

Потом мать растопила печку, и мы сушились в избушке. Дождь лил не переставая, всю ночь и все утро, а потом закончился так же резко, как начался. Мы за час собрали оставшуюся рыбу и икру, решив забрать их себе, упаковали вещи, погрузили все в машину и поехали домой, в Гордеев.

Глава 16

Вчерашний дождь порядком размыл дорогу. Ехали тяжело, «Нива» переваливалась из одной ямы в другую. Глинистый грунт развезло, приходилось то и дело выходить, чтобы толкнуть машину или подложить ветку под колесо. Наша старушка ухала и кряхтела. Кое-где попадались заасфальтированные участки, и машина катила шустрее, но потом асфальт кончался, и снова – гравийка или лесные тропы. Мне приходилось тяжелее всех, сзади болтало сильнее, и вдобавок невозможно было пошевельнуться, потому что на сиденьях громоздились ведра с рыбой и круглые пластиковые контейнеры с икрой. Даже в ногах стоял плетеный короб с грибами, которые я сама насобирала возле избушки. Приготовить и съесть мы их не успели, выбросить пожалели.

К темноте мы не проделали и половины пути. Отец остановил машину посреди дороги, ударил руками по рулю. Укрыться посреди тайги было негде. Сесть за руль вызвалась мать. Через час перед нами показались огни деревни. Отец постучал в первый же дом, и нас пустили переночевать. Это оказалась большая изба с огромной печкой. На полатях лежала старая шуба. Пахло рыбой. Горбушиные брюшки сушились, как грибы, нанизанные на нитки у печки. Современная мебель комично смотрелась на фоне старых бревенчатых стен. Обнаружился в избе и летний водопровод, и подобие душа за занавеской у печи. В большой бак заливали горячую воду, разбавляли стоявшей тут же холодной из металлической фляги.

Дома были хозяйка и две младшие девочки; хозяин и двое старших сыновей – на путине.

Пока мать принимала душ, отец быстро нашел общий язык с хозяйкой и дочками. Его голос разносился по всему дому. Девчонок послали в соседнюю избу за самогонкой. Я забралась на полати, легла на старую пахучую шубу. Вернулись девчонки с литровой бутылкой, потом залезли ко мне, шушукались, лукаво на меня поглядывая. Под их шепот и разговоры взрослых я уснула.