Сквозь серые равнины

Слейд с удивлением уставился на архиепископа – неужели этот болван воспринял тон герцога всерьез? Или хитрый церковник просто прикидывается идиотом и жадным глупцом, а на деле этот интриган ведет свою, пока только ему понятную игру?

–Тем не менее разрушение башен – событие очень неприятное, – констатировал герцог. – Пока сеть сдерживает появление разрывов. Однако восстановление твердынь – дело первостепенной важности. Необходимо также усилить гарнизоны остальных башен. Нельзя допустить нового прорыва монстров.

Сзади к Кассию подошел маленький монах в черной рясе и что-то прошептал на ухо. Кассий напрягся и кивнул.

«Не так ты прост, как хочешь казаться…» – подумал Слейд, и тут же к нему подошел слуга и зашептал на ухо.

«Только этого не хватало!» – подумал Слейд, но, посмотрев на самодовольное лицо Кассия, решил, что неспроста архиепископ срочно прибыл в замок, чтобы выслушать доклад разведки. Обычно, формально являющийся членом малого совета Кассий, такие встречи игнорировал. А тут вдруг прибыл, да еще и спешно.

Слейд не верил в такие совпадения. Быстрее бы он поверил в драконов, единорогов или щедрого Кассия.

– Милорд герцог, – проскрипел архиепископ. – Сегодня у ратуши был замечен опасный преступник, еретик и смутьян! Наши добрые братья пытались задержать его, но были остановлены городскими стражниками, кои провозгласили над этим негодяем протекторат герцога! Мать церковь требует выдачи еретика для дальнейшего расследования его дел и очищения, в последствии его помыслов и души!

«Очищения, как же! Сожжения ты хочешь, злобный старикашка! – Мало тебе места в совете, мало архиепископского сана! Нужно больше власти! Нужны человеческие жизни, брошенные в костер твоего тщеславия!» – Слейд смотрел прямо в глаза Кассия.

В Рейвенхорне церковь никогда особого влияния не имела, а после большой войны и появления разрывов – и вовсе потеряла маломальское уважение. Большие храмы были покинуты или разрушены. Только в небольших деревнях жители сохранили небольшие церквушки, но тамошние монахи сами некогда были крестьянами и были, что называется, истинно верующими, нестяжатели, помогающие людям, а не святым братьям, те, кто думал о благе людей, а не собственной выгоде.

– Как странно, архиепископ, – с холодной улыбкой ответил Слейд, покачивая в руках трость. – Мне доложили, что возле ратуши на безобидного нищего скитальца, потерявшего кров и разум после разрушения одной из башен, напали и применили оружие люди, одетые в монашеские рясы.

Кассий сморщился, будто лимон проглотил.

– Дела о ереси находятся в ведении матери церкви, – проскрипел он. – Это не проблема мирских государей.

– Кем бы они ни были, но дела о нападении на граждан герцогства – мое дело, – ответил Слейд. – В Рейвенхорне каждый человек имеет право на честный суд.

Архиепископ поджал губы – крыть ему было, как говорится, нечем. Коротышка позади него злобно сверкал глазами в сторону герцога.

Слейд кивнул герольду, и двери в зал распахнулись.

Вошел капитан Селик, за ним следом фанатик и двое стражников. Толпа монахов и зевак втянулась следом и расположилась вдоль стен зала.

– Кто задержал этого человека? – спросил герцог.

– Я, милорд! – капитан стражи сделал шаг вперед и бухнул кулаком по левой стороне своей кирасы. – Капитан городской стражи Селик Морн.

– По какой причине?

– На этого безумного юношу было совершено нападение, люди в рясах подняли на него оружие, хотя он не оказывал никакого сопротивления и не чинил беспорядков! – капитан осторожно подбирал слова, понимая, что неосторожность в речах грозит конфликтом между герцогом и церковью, а стать причиной этого Селик не желал.

– Этот фанатик распространял ложные учения и смущал умы и души возлюбленных чад церкви нашей! – выступил из-за кресла архиепископа коротышка с крысиным лицом. На свету он щурился, маленькие глазки его слезились, но продолжали гореть злобным огнем. – Изрекшего ересь следует предать в руки святых братьев для последующего очищения и спасения заблудшей души.

– Это каким же образом вы собираетесь очистить его душу? – Селик не выдержал, в его голосе ощущалось раздражение и злость.

– Очистительный огонь принесет покой неспокойной душе, – коротышка склонил голову, будто бы в смирении и тоске о несчастном, но Слейд заметил злорадную ухмылку на тонких бескровных губах.

– Что же такого говорил этот несчастный, что церковь ощутила угрозу? – Слейд сделал паузу. – Для своих чад, разумеется.

Селик повернулся к фанатику.

– Добрый человек, повтори то, что ты говорил на площади.

Фанатик, безучастно глядевший в потолок зала, словно его не касалось все происходящее, вдруг воздел руки и заговорил.

Селик услышал знакомые речи о гордыне людской, о том, что разрывы и лезшие из них чудовища, – это было благо, испытание для человечества, что без них никто в рай не попадет.

Капитан не слушал оборванца, его больше занимала реакция слушателей. Как и на площади, большинство поддалось влиянию голоса фанатика. Лица замерли, глаза остекленели.