В дворцовых интригах потерпел неудачу и родственник царской семьи Абдулла Азимов. И он перешел на службу к Ивану Грозному. Надо сказать, что политика русских царей была в этом вопросе дальновидной. Уже с четырнадцатого века к московским великим князьям начали переходить на службу многие знатные люди из Казанского царства, входившего тогда, вернее насильственно включенного татаро-монгольскими завоевателями в состав Золотой (Большой) Орды. Известно, что население Казанского ханства в то время называлось булгарами, казанцами. Но постепенно, к концу пятнадцатого века, за жителями ханства укоренилось название татары, перешедшее к ним от захвативших власть золотоордынцев. Таким образом, совершился парадоксальный исторический факт, когда к местному народу прилепилось название чужестранных пришельцев. Трудно припомнить в истории человечества подобный факт. Небезынтересно знать, что отец великого князя Руси Василия Темного, Василий Дмитриевич, который в тысяча триста девяносто девятом году разорил булгарские города и буквально смел с лица земли Казань, присвоил себе титул князя Булгарского. Даже в XVII веке казанский митрополит именовался казанским и булгарским, а казанские и симбирские татары называли себя булгарлык.
Конечно, захват власти в Казанском государстве золотоордынскими или крымскими ханами приносил местному населению неисчислимые беды, потому как чужестранцы меньше всего думали о его судьбе, о его положении. К тому же чехарда с правителями Казанского ханства привносила нестабильность в политическую и экономическую жизнь этого государства. Подобно гнилым топлякам, мало чем отличались друг от друга пришлые ханы от своих, доморощенных казанских правителей. Они больше думали о собственном благополучии, нежели о народе. Дабы легче управлять народом, правители и придворная камарилья исподволь сеяли черные семена зависти друг к другу, создавали условия для самоедства, всюду культивировали жажду наживы, насаждали безнравственность. Конечно же такая политика вызывала возмущение народных масс. А многие видные казанцы покидали свое государство и переходили на службу к русским князьям и царям. В свое время навсегда связали свои судьбы с ними (приняв христианство и русские имена) предки выдающихся людей матушки-России: Шереметева, Радищева, Тургенева, Тимирязева и многих других сынов Отечества.
После того как Апанаев кончил рассказывать о загадочной книге мудрости, о коей так пеклись правители Казани и Крыма, Сабадырев высказал предположение:
— Видимо, вся эта тяжба по поводу этой книги заварилась из-за того, что не осталось других письменных источников после смерти хана Сафы-Гирея, которые бы указывали место спрятанных сокровищ.
Апанаев хмыкнул:
— Это и так ясно. По всему видно, что этот хан и его жена царица Сююмбеки прятали сокровища в разных местах и в разное время, с тем чтобы обезопасить себя от случайностей и не потерять разом все свои богатства. Это в известной мере доказывается и планом, который мне достался от Ильгама Азимова. Судя по нему, ценности спрятаны в разных местах.
— Тут сомневаться трудно, — поддержал его Сабадырев, заглядывая в толстую тетрадь, которую Анвар достал из ящика стола и начал перелистывать. «А вдруг в этой тетради достоверная копия с плана спрятанных сокровищ?» Но когда Митька ничего интересного там не узрел, прибавил: — Все координаты, где эти клады зарыты и затоплены, скажем, в Кабане или на Казанке, конечно же в голове не удержать, не запомнить. Потому-то, наверное, царица Сююмбеки тоже делала усилия, чтобы вернуть книгу о мудростях всего мира. Она ведь тоже не могла запомнить все ориентиры, метры и шаги, которые заключают в себе точные координаты местонахождения тайников.
— Это ты правильно говоришь, — как бы между прочим заметил хозяин дома, глядя в тетрадь. — Но одна из твоих задач будет, — запомни это, — поиск этой загадочной книги, точнее говоря, библиотеки Ивана Грозного.
— Ого! — удивился Митька. — Ничего себе, легкая задачка. Насколько мне известно, ее, эту треклятую библиотеку, шукают уже несколько веков, притом целые научные экспедиции. А тут — «одна из задач»?!
— Ты, Митенька, будто на публику говоришь, и восклицаешь. Оставь патетику, она здесь не нужна. Ведь ты еще не дослушал меня, а уже…
Митька торопливо поднял обе руки: дескать, сдаюсь, ты абсолютно прав.
— Тебе нужно будет провернуть конкретное дело. И только-то. Но прежде я тебя просвещу, введу в курс давно минувших событий.