Сквозь страх

Стрельба на короткое время усилилась, но потом стала спадать, будто желая опровергнуть неосновательные утверждения заключенных уголовников.

— Тюрьма окружена! — крикнул Хайретдинов. — Сдавайтесь!

Выстрелы стихли.

— Выходи по одному! — подал команду чекист. — Да побыстрее!

— Сдаюсь, братцы! Сдаюсь! — еле послышался срывающийся пожилой голос. — Я тут ни при чем! Я тут…

— Чекистам, сволочь, продаешься! — зло забасил в темноте чей-то голос. — Да за это мы ж тебя… — И тут же подряд грянуло несколько выстрелов.

И снова разразилась ожесточенная перестрелка. Обе стороны имели уже убитых и раненых. И когда, казалось, силы бандитов иссякли, со второго этажа неожиданно начали поливать красноармейцев из английского ручного пулемета. Все отпрянули назад, прижались к дверным проемам, а кое-кто выскочил во двор.

В это время и за высокой тюремной стеной глухо заухали выстрелы. Это один из бандитов выбросил из сторожевой башни веревочную лестницу, быстро, в несколько невероятных шагов оказался на земле и бросился под гору к реке.

— Стой! Стрелять буду! — закричал красноармеец.

Но беглец еще сильнее припустил, пытаясь побыстрее раствориться в темноте. Боец и подбежавший Измайлов открыли огонь. Преследуемый стрелял не целясь, наугад, не оборачиваясь. Но вскоре, будто споткнувшись, бандит упал и по инерции покатился по склону. Пуля попала ему в коленный сустав. И он, дико матерясь, стрелял, пока не кончились патроны. Тут его и взяли.

Когда в главном корпусе тюрьмы перестрелка достигла апогея, там появился Гирш Олькеницкий. В караулке он узнал: Балабанов и пятеро его людей находятся именно там.

Пулеметные очереди прошивали темноту тюремного коридора, пули, выбивая снопы искр, создавали иллюзию бенгальских огней. Эти зловещие огни то приближались, то отдалялись от входной двери, не давая возможности проникнуть чекистам в глубь здания.

— Дорога к серьезной цели это — дорога через страх, особенно в борьбе, явной и тайной, — еле слышно произнес Олькеницкий, как будто говорил сам с собой наедине. И его слова вряд ли кто слышал в грохоте выстрелов. «Достигая цели, одерживает победу в борьбе тот, кто преодолевает страх — этот спутник нормального человека, — подумал Гирш Олькеницкий. — Но нужно не просто преодолеть страх, а подавить его в себе, опережая в этом своих врагов. Только тогда есть шанс победить».

Олькеницкий решительно рванулся по коридору, как только пулеметная очередь легла чуть справа и пули, высекая снопы искр, с воем ударились о стену. За ним бросились и красноармейцы, которые тотчас повели стрельбу по пулеметчику. Колючие вспышки пулеметного огня тотчас исчезли.

— Сдаемся!.. — закричали сверху и из противоположного конца коридора. — Не стреляйте!

Стрельба вмиг прекратилась, и наступила гнетущая тишина, ибо после такой яростной пулеметно-ружейной какофонии притихли и заключенные, хорошо понимая теперь, что тут не до них. И вдруг эту тишину разорвал короткий вопль:

— A-а!!!

Раздался глухой звук упавшего тела.

— Включите свет! — крикнул Олькеницкий. — Немедленно — свет!

Дали свет. И тут, кто был, — увидели: на площадке рядом с железной лестницей лежал распластавшись бездыханный мужчина. Тут же валялся ручной пулемет. И взору предстала ужасная картина: вдоль коридора лежали убитые и раненые. Среди них Хайретдинов признал и старого знакомого, азартно игравшего в карты. Но сей картежник, как оказалось, отыграл свой последний кон: пуля вошла ему в глаз.

Сдались чекистам двое раненых бандитов из шайки «Сизые орлы». И Олькеницкий начал проводить опознание трупов. К этому времени в главный корпус тюремного замка доставили пойманного бандита, что пытался с помощью веревочной лестницы бежать от чекистов. Он-то и признал в убитом пулеметчике, что лежал ничком у лестницы, самого Дядю Костю — главаря шайки. И оба других бандита подтвердили это. Правда, когда перевернули труп главаря лицом кверху, у одного из опознававших бандитов на лице появилось нечто вроде недоумения или удивления. Это не ускользнуло от внимания председателя губчека Олькеницкого, и он тщательно осмотрел тело убитого. Его подозрения усилились, когда установили, что на трупе нет никаких огнестрельных ран.

Дальнейшие ходы Гирша Олькеницкого были для всех неожиданными.

— Вот что, Аскар, — обратился он к своему сотруднику, — немедленно проверь: какая камера не заперта. Да будь осторожен! В общем, запри эту камеру!

Через несколько минут, грохоча сапогами по железной лестнице, Хайретдинов уже вернулся.

— Одиннадцатая камера, на втором этаже… Она открыта!..

— А там кто-нибудь сидит?

— Да, какой-то дюжий мужичина, изрисованный наколками. — Аскар недоуменно глядел на своего начальника. — Неужели это Балабанов?.. — начал догадываться Хайретдинов, пряча в карман оружие. — Неужели главарь подставил за себя заключенного?

— Похоже, что так. — Олькеницкий расставил посты и направился на второй этаж. — Почему у вас тут камеры не закрыты? — спросил он у надзирателя, неожиданно появившегося, перед ним.