Сквозь страх

— Аллах с вами, — растерянно пробормотал тюремный служитель, — этого не может быть. — Сутулый пожилой надзиратель еще больше ссутулился и загремел связкой ключей, будто они должны были подтвердить его слова. — Я проверял все двери до того, как началась заваруха со стрельбой.

— В одиннадцатой камере кто сидит? — спросил Олькеницкий тюремного служителя.

— Байрам Агзамов. Отпетый драчун-мордоворот. Одним словом, хулиган-костолом. Калечит всех, кто попадет ему под пьяную руку.

— А вы уверены, что именно он там сейчас сидит?

— А кто же? Да кто добровольно будет меняться местами с заключенным? — Надзиратель почесал подбородок и добавил: — На моем веку такого не бывало.

В одиннадцатой камере действительно оказался тот самый заключенный, о котором говорил надзиратель.

— Я ж вам говорил… — ободренно подал тот голос.

Председатель губчека вопросительно глянул на Хайретдинова: дескать, ты ничего не напутал?

— Именно одиннадцатая камера была открыта, — с обиженными нотками произнес молодой чекист.

Собственно, расчет Олькеницкого был прост: Балабанов, оказавшись в западне, сделал, на взгляд чекиста, единственный шаг — поменялся одеждой с одним из заключенных и сбросил того сверху, предварительно умертвив. Для пущей достоверности вложил в руки заключенному пулемет. Затем преспокойненько занял его место в камере. Вот и должна быть незапертой дверь его камеры: ведь некому было за ним задвинуть железный засов. Надзиратели-то, как мыши, все попрятались по щелям.

— А других открытых камер не было? — спросил председатель губчека своего сотрудника.

Хайретдинов отрицательно, с унылым лицом, покачал головой:

— Я все проверил.

— У вас тут из этого корпуса нет других выходов или каких-нибудь тайных лазов? — строго спросил Олькеницкий прибывшего начальника тюрьмы.

Тот вытянулся по-военному и ответил, словно в казарме:

— Никак нет!

— Почему в вашем хозяйстве разгуливают бандиты — это разберемся потом, — продолжал председатель чека, — а сейчас, пожалуйста, проведите обыск в этой камере.

Обыск в этой одиночной камере позволил найти у хулигана Агзамова напильник. Тот после небольшого запирательства показал: напильник дал ему несколько минут тому назад незнакомый заключенный из соседней камеры за то, что он, Агзамов, запрет дверь камеры снаружи.

Олькеницкий довольно улыбнулся: он еще раньше догадался, что хитрый Балабанов, предвидя ходы чекистов, заставил кого-то из заключенных запереть за ним дверь, чтоб не вызвать подозрений. Но на это не всякий пойдет, понимая, в чем дело. Вот главарь шайки и предложил Агзамову напильник за услугу…

Хайретдинов кинулся было к дверям соседней камеры, но его остановил председатель губчека.

— Подожди, Аскар, не торопись. А то можешь голову потерять. Уверен: Балабанов вооружен. Да и живым его надо взять. Только живым.

Олькеницкий подозвал к себе надзирателя и велел тому заглянуть в соседнюю камеру.

— А когда мы туда войдем, — напутствовал того чекист, — постарайтесь не дать преступнику применить оружие.

Все так и получилось. Когда в камеру быстро вошли чекисты, Балабанов, мгновенно сообразив, в чем дело, выхватил маленький дамский браунинг, но его моментально, с профессиональной удалью выбил надзиратель.

— Не надо, Костенька. Не надо, — тихо, вроде как уговаривая, произнес тюремный смотритель, — ты проиграл. Смирись.

Главарь шайки дико, по-звериному взвыл и схватил надзирателя за горло. Но тот, словно тренер-борец, демонстрирующий свое умение на показательных выступлениях, без суеты, резко ударил кулаками по ребрам нападавшего и тут же вторым ударом в пах заставил бандита скрючиться от дикой боли.

Коську Балабанова скрутили, обыскали и изъяли второй пистолет. На этом раз и навсегда закончилась его шальная биография, которая длилась с десяток лет во многих городах Поволжья. С ним канула в Лету и банда «Сизые орлы» вместе с притонами в Суконной слободе.

В ту же ночь взяли еще нескольких членов банды, в том числе и охранника Флоры, королевы воровских притонов. Он показал, что осуществлял еще и связь между Аграфеной Золотаревой и самим Дядей Костей. По его словам, Золотарева денно и нощно должна была вести наблюдение за домом, который принадлежал Флоре Хайруловой. Она официально значилась на улице Второй Горы. Туда-то ей и шла корреспонденция. О том, что Флора жила там, знали только самые близкие ее родственники. Но они и ведать не ведали, чем занимается их любимица — эта с детства озорная, взбалмошная и капризная красавица, которая мечтала со школы о высшем свете, о необыкновенной жизни. О похождениях своей двоюродной сестрички знал только Гусман Хайрулов. Но он был сам намертво завязан с этой же шайкой. Со стороны родственников, таким образом, Флоре нечего было опасаться.

О Флоре, о ее местожительстве знал еще один человек. И не просто знал о ней, а без памяти любил ее. Это был ее официальный муж, с которым они поженились осенью семнадцатого года.