Сквозь страх

«С чего-то это вдруг спрашивают в армии желание подчиненного, — удивился он. — Может, этому существует какая-то альтернатива. И у комбата имеется собственный интерес». И Измайлов без обиняков спросил его:

— А что, товарищ командир, у меня есть выбор, да?

Белесые брови комбата шевельнулись.

— А вы, Измайлов, догадливый. — Он пристально, с каким-то даже любопытством оглядел новобранца. — Да, существует и другое мнение. — Комбат немного помолчал и прибавил: — Есть мнение направить вас в ведомство Гирша Олькеницкого.

— Куда это? — с беспокойством осведомился Измайлов.

— Это в Казанскую губернскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Говоря короче: в губчека. Олькеницкий ее председатель. Туда вас рекомендует как толкового джигита товарищ Соловьев. — Рахимкулов вытащил из ящика стола пистолет и протянул, его Измайлову, давая понять, что они выяснили истинность его слов. Но комбат конечно же не ожидал такого поворота, что этого паренька захотят у него забрать.

— Я бы хотел, товарищ командир, пойти под начало Соловьева, если он сейчас работает в губчека.

Комбат недовольно подвигал челюстью, кривя рот, и молча покачал головой, потом с неохотой выдавил:

— Жаль. У нас плоховато обстоит дело с образованными командирами в батальоне. Все комвзводы с начальным образованием. А среди ротных — только двое с законченным… Да и то они военспецы. Из бывших офицеров. Так что со своим реальным училищем ты бы далеко у нас пошел. — Он незаметно перешел на «ты». — Ну как, не уговорил остаться?

Измайлов хотел было что-то сказать, но только беззвучно пошевелил губами.

— Ну ладно. Неволить не буду. Не в моих правилах. Коль душа не лежит — толку не будет.

На этом они в тот вечер и закончили разговор.

Стыло апрельское утро, по-осеннему хмурилось серыми клубящимися облаками и кратковременными дождями. Северный ветер уныло раскачивал скелетные верхушки деревьев, стоявших рядком возле высокого кирпичного забора по Гоголевской улице, где возвышался белокаменный старинный особняк, ранее принадлежавший купцу Набокову. К забору вплотную жалко притулилась грубо сколоченная деревянная будка, в которой ежился часовой с винтовкой на плече. Над парадной дверью здания была приколочена дубовая доска с надписью:

КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНСКАЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ

«Ага, значит, сюда», подумал Измайлов и подошел к часовому.

Тот выслушал его, и вскоре перед Шамилем предстал молодой человек, назвавшийся Алексеем, который и проводил его в кабинет председателя Казанского губчека Олькеницкого.

Когда Шамиль появился на пороге председательского кабинета, из-за большого двухтумбового стола, покрытого зеленым сукном, вышел брюнет выше среднего роста, в пенсне и крепко пожал ему руку, как жмут физически крепкие мужчины, хотя Олькеницкий был отнюдь не богатырского телосложения.

— Давайте знакомиться, — улыбаясь, предложил хозяин кабинета. — Гирш Шмулевич. Правда, некоторые называют меня Григорием Шумиловичем, но это уже зависит, кто как запоминает.

— Шамиль Измайлов…

Председатель ЧК жестом пригласил Измайлова присесть на один из мягких стульев с резной деревянной спинкой, что стояли вдоль стены. Большие умные глаза Олькеницкого, чуть продолговатое его лицо производили приятное впечатление, и он был больше похож на очень серьезного школьного учителя, чем на грозу контрреволюции.

Ординарец Олькеницкого бесшумно скрылся за дверью, и на некоторое время в кабинете воцарилась тишина.

— Ну как, Шамиль, служится? — как-то просто, с теплотой в голосе спросил Олькеницкий. — Тяжеловато небось?

— Да я, товарищ председатель ЧК, только что начал тянуть этот воз. Поначалу все как-то непривычно. — Измайлов хотел было еще добавить, что когда непривычное дело сопряжено с большой физической нагрузкой, да еще с ощущением оторванности от отчего дома, с тоской по родным, — то все это создает для человека особую тяжесть, которую, пожалуй, трудно сравнить с чем-либо. Но юноша промолчал.

— Понятно… — Олькеницкий снял пенсне и не спеша протер стекла куском чистой марли. — Мы хотели бы, Шамиль, чтобы вы поработали у нас… Работа, конечно, трудная и опасная. Как на это смотрите?

— …Не знаю, — Шамиль как-то по-детски пожал плечами, — могу ведь и не справиться. Этому делу я не учился… Не знаю даже, с какого края начинать…

Олькеницкий, не отрывая взгляда от собеседника, изящным движением руки водрузил пенсне на место и, блеснув стеклами, сказал:

— Борьбе с контрреволюцией никто из нас не учился. Дело для всех новое. Так что мы все в равном положении. Несмотря на это, почти все сотрудники ЧК неплохо справляются со своими обязанностями. Важно, чтоб было желание да терпение… Вначале любое новое дело — непонятно, потому как представление у всех о нем абстрактное. Но когда проблему начинаешь конкретизировать, рассматривать ее, как говорится, в микроскоп, постоянно думать о ней — суть дела проясняется, рождаются идеи, и наконец находится отправная точка, точка опоры. Не зря же один великий ученый древности, кажется Архимед, сказал: «Дайте мне точку споры, и я переверну весь мир».