“Да”, - несчастно сказал Хаджжадж. “Вот и это путешествие”. Когда он подумал об этом в таких выражениях, ему захотелось напиться до бесчувствия. Вместо этого он продолжил: “Я провел большую часть своей жизни, изучая все, что мог, об алг-гарвийцах, восхищаясь ими, подражая их стилю и их энергии, сопоставляя свое царство с царством Мезенцио. А потом пришла война, и с ней это... это их безумие”.
“Даже так”, - повторил его секретарь. “Вы не видели никаких признаков этого до начала боя?”
Хаджжадж обдумал это. “Немного”, - сказал он наконец. “О, каунианцы и альгарвейцы часто были врагами на протяжении многих лет, но люди каунианской крови преподавали в университете, когда я учился в Трапани, и никто ничего не думал об этом. Они стремились к знаниям и истине не меньше, чем их альгарвианские коллеги - и, я мог бы добавить, им не меньше нравились романы с хорошенькими студентками ”.
Кутуз улыбнулся, затем сказал: “Дни перед Шестилетней войной, должно быть, были более счастливым временем, чем то, в котором мы живем сейчас”.
“В некотором смысле и для некоторых людей”, - сказал Хаджадж. “Я старый человек, но я надеюсь, что я не такой старый дурак, чтобы разглагольствовать о том, какими замечательными были дни давным-давно. Тогда великий герцог Ункерлантер правил Зувайзой, помните, и правил железным жезлом.”
“Вероятно, ему это было нужно”, - заметил Кутуз.
“О, без сомнения, мой дорогой друг”, - ответил Хаджжадж. “Однако от этого мне не стало приятнее быть его объектом. И другой ункерлантский великий герцог правил одной половиной Фортвега, а альгарвейский принц - другой. И фортвежцы ненавидели их обоих беспристрастно ”.
Его секретарь задумчиво кивнул. “То, что вы говорите, имеет немалый смысл, ваше превосходительство - поскольку в этом есть определенный смысл. Но скажи мне вот что: в дни, предшествовавшие Шестилетней войне, использовал бы кто-нибудь каунианцев так, как король Мезенцио использует их сейчас - или как король Свеммель использует свой собственный народ?”
“Нет”, - сразу же ответил Хаджадж. “В этом ты прав. Отец Мезенцио - и Свеммеля тоже - скорее бы прыгнул со скалы, чем приказал устроить такую бойню”.
Он залпом допил остатки вина в своем кубке, затем со стуком поставил его на маленький столик перед собой. Мгновение спустя караван, выстроившийся в линию, перевалил через вершину небольшого холма. Кутуз указал на восток.“Вы можете наблюдать за морем отсюда, ваше превосходительство. Мы почти прибыли”.
Немного неохотно Хаджадж обернулся, чтобы посмотреть. И действительно, между желто-серым песком и камнем и горячей голубой чашей скалы над ними лежал глубокий синий цвет. Министр иностранных дел Зувейзи прищурился, пытаясь разглядеть какие-нибудь лодки, плавающие в этом глубоком синем море. Он не увидел ни одной, но знал, что это ничего не значит. Мог ли он заметить их в этот момент или нет, они были бы где-то там.
Несколько минут спустя караван остановился в депо маленького городка под названием Наджран, который существовал только по той причине, что там линия впадала в море. Это был неподходящий порт; ничто не защищало его от сильных штормов, которые бушевали весной и осенью. Но лодки могли входить и выходить, и то, что они привозили, могло направляться прямо в Бишах. Итак, Наджран.
И таким же образом выглядели палатки из верблюжьей шерсти, которые выросли вокруг множества постоянных зданий, которыми хвастался Наджран. Так солдаты зувайзи, обнаженные, в широкополых шляпах и сандалиях, патрулировавшие местность. Их командир, дородный полковник по имени Саадун, низко поклонился Хаджжаджу. “Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать”, - сказал офицер. “И я уверяю вас, ваше превосходительство, что приветствие исходит не только от моих людей и от меня, но и от тех, кого мы охраняем”.
Поклонившись в ответ - не совсем так низко - Хаджадж ответил: “Они желанные гости здесь, как я и пришел, чтобы разъяснить им. Я не привожу с собой газетчиков, потому что я не хотел бы ставить в неловкое положение наших союзников, но я не буду притворяться, что этих людей не существует. Слишком много людей делают это слишком долго ”.
“Либо притворяясь, что их не существует, либо пытаясь убедиться, что их не существует”, - сказал Саадун.
“Даже так”. Хаджжадж повторил Кутуз. “Отведите меня к ним, полковник, если будете так добры”.
“Да”. Саадун снова поклонился. “Тогда пойдем со мной”.
Когда Хаджжадж следовал за ним по улицам Наджрана, местные зувайз вышли из своих магазинов поглазеть. До войны мало кто из незнакомцев заходил в их деревушку. Кто бы захотел, если бы у него был другой выбор? У людей в палатках из верблюжьей шерсти его не было. Если бы они не пришли в Наджран, Хаджжаджж тоже не смог бы.