— Конечно есть. Только я его тебе не скажу, чтобы ты звала меня Карлсоном.
— Хорошо, Карлсон, — вяло прожевала она фамилию, пробуя ее на зубок, — Я должна тебе кое в чем признаться. Я не знаю, что я должна делать.
— Ты должна делать то, что я тебе говорю. Я буду объяснять, а твои руки будут исполнять, сестренка.
Шлюз Шесть-Три, обрубающий воздушный рукав, приближался ритмичными наплывами, и вот показались первые повреждения — кто-то вытащил из стены считывающее устройство вместе с мясом, чтобы не тратить лишнее время на контроль пропусков. Ирма получала информацию о ходе ремонта лишь урывками, и ей казалось, что это вовсе и не ремонт, а просто разламывание и распиливание на куски того, что осталось от буксира. Она еще ни разу не слышала, чтобы кто-то что-то восстановил, зато была наслышана о том, что после работы в техношахте люди так же возвращались не вполне целыми.
Несколько раз повторив себе, что назад пути нет, она открыла шлюз, дождалась процедуры шлюзования и взошла на борт мертвого судна, широко распахнув глаза от удивления. Она ожидала увидеть мрачные коридоры, наполненные металлоломом и веющие упадком, но никак не праздничные гирлянды, протянувшиеся по коридорам чередой огоньков, разукрасивших переборки в целую палитру цветов.
— Карлсон, кажется, я уже замерзаю, — сказала она, ощутив холод, армией насекомых начавший кусать кожу.
— Спокойно, сестренка, это всего лишь испаряются излишки влаги. Через пару минут станет легче.
— А еще я тебя как-то странно слышу, — Ирма остановилась, упершись рукой в палубу, — Скажи что-нибудь.
— Что, связь барахлит?
— Нет, — прислушалась она, — Кажется, у меня что-то с ушами.
— Болят?
— Нет, — наконец-то поняла она, в чем дело, — Их начинает закладывать.
Она уже сталкивалась с подобным явлением много раз, но сейчас был именно тот случай, когда ей не хотелось с ним сталкиваться. Ответ висел у нее на груди, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и поднять руку. Не может быть, чтобы эта вылазка кончилась так быстро, убеждала она себя.
— Сестренка, с тобой все в порядке?
— Пока не знаю, — ее глаза начали нащупывать светящиеся символы в зеркале.
— У тебя подскочил пульс.
Манометр низкого давления явил зеркалу свой циферблат и стрелку, которая едва заметно подрагивала в такт взбесившейся мышце, ритмично бьющейся совсем рядом. Внутри похолодело, кровь отлила от конечностей, и организм возвестил о своей готовности паниковать. В ее голове промчался длинный товарный состав, груженый крупной оптовой партией слова «Нет».
— Манометр показывает, что давление в гермошлеме ноль девять Бара, — произнесла она, когда в глазах уже начало двоиться, — и, кажется, продолжает снижаться.
— Это нормально, сестренка… — только и успел произнести Карлсон, прежде чем его перестали слушать.
Каменная глыба самоконтроля стремительно раскрошилась в песок, утекающий сквозь пальцы, и с каждым вздохом ее шею все сильнее обхватывал ее старый знакомый персональный кошмар. Она почувствовала, как легкие наполняются жидким огнем, а ноги подкашиваются в поисках горизонтального положения. Она согнулась под тяжестью, севшей ей на плечи, и опустилась на одно колено, беззвучно выпустив из руки чемоданчик.
— …и абсорбирует азот… — донесся до нее обрывок фразы из какого-то очень далекого места, и она тряхнула головой, чтобы сбросить невидимого душителя. Еще раз взглянув в зеркало, она увидела, как стрелка манометра указала на ноль восемьдесят пять Бара, и весь ее жизненный опыт кричал, что она и вправду начинает задыхаться, но Карлсон говорил об обратном, и ей отчаянно хотелось ему верить. — …дойдет до ноль тридцати пяти…
Она со стоном втянула разрежающийся воздух, и повторила про себя имена своего экипажа. Паника не спешила охватывать ее тело пожаром, вместо этого ее льдом сковало то самое чувство, с которым можно было если не бороться, то по крайней мере примириться.
Одиночество.
Карлсон продолжал что-то говорить, инструктировать, успокаивать, но его слова были далекими, зыбкими и практически нереальными, как и он сам. Были ли хоть какие-то гарантии, что она не сошла с ума еще в воздушном рукаве, когда ее подруга Рахаф скрылась за дверью, а голова Ирмы за армированным пузырем гермошлема? Вдруг Карлсон был всего лишь галлюцинацией, которая сейчас просто пытается заставить ее смириться с собственной смертью?