— А разве это не очевидно? — с издевкой произнесла она и перехватила поудобнее шокер, который уже начал выскальзывать из вспотевшей руки, — Мне нужны деньги.
— Да, но зачем?
— А вот это уже слишком личное, — отрезала она.
— Хорошо, я понял тебя, — Ленар оглянулся на своих сослуживцев, на лицах которых испуг давно сменился усталостью от неопределенности и неподвижных поз, — Ребята, вы не против, если мы сейчас с Октавией выйдем за дверь и побеседуем без свидетелей? А вы пока подождите нас здесь.
— Ленар, ты совсем обалдел? — устало задала Вильма вопрос, на который и так знала ответ.
— Мы ненадолго, — его рука жестом предложила Октавии освободить дверной проем, — Не волнуйся, из этой комнаты есть лишь один выход, так что никуда твои ящики не убегут.
Короткими шажками Октавия спятилась, не опуская шокер, а проглядывающие через кожу напряженные жилы на ее руке предупреждали о том, что большой палец, лежащий на кнопке, испытывает страшный приступ чесотки. Боль в колене окончательно отошла куда-то на второй план. Ленар вышел из технической комнаты, стараясь двигаться плавно, словно под водой, и, протянув руку к панели управления, нежно нажал кнопку, и дверь за его спиной закрылась, отрезав их от четырех пар лишних ушей. В тот момент он понял, что действительно обращается со своими подчиненными не совсем справедливо, и пообещал себе срочно поменять свой образ жизни. Как только они прибудут в космопорт, он обязательно устроит им персональный банкет, накормит их мясом с серебряных тарелок и напоит изысканным вином из хрустальных бокалов, но сейчас он пообещал во что бы то ни стало избавиться от алкоголя, даже если ему придется грудью броситься на электрошокер и придавить Октавию своим слегка поджаренным восьмидесятидвухкилограммовым телом к палубе, чтобы его подчиненные смогли обезоружить контрабандистку и сделать буксир Один-Четыре чистым перед законом.
— Рассказывай, — кивнул Ленар, — Я никому не расскажу.
Она отвела взгляд в сторону, обдумывая, с чего ей начать рассказ, и нужные слова сами посыпались с ее нижней губы:
— Двенадцать лет назад я прошла полное медицинское обследование.
— И тебе за это обследование выставили заоблачные счета?
— Давай без издевок, хорошо?
— Хорошо, продолжай, — он сделал шаг назад, расслабленно скрестил руки на груди и подпер своим плечом переборку.
— Мне сказали то, что в принципе не должны были говорить. Оказалось, что я слишком стара для долгосрочных контрактов.
— Я тебя старой не нахожу, — пожал Ленар плечами и, на всякий случай присмотрелся к ней, — Выглядишь молодой и полной сил. Тебе сколько лет? Восемьдесят? Восемьдесят два? Выглядишь ты всего на семьдесят.
— Дело не в этом, — качнула она головой и, наконец-то, решилась опустить шокер, — Я хочу детей, понимаешь?
— Это нормальное желание. Но причем тут деньги?
— К тому моменту, когда я закрою свой контракт, мои биологические часики закончат обратный отсчет, и я уже не смогу забеременеть.
— Сочувствую, — проговорил Ленар даже без тени искренности в голосе, за что мысленно отругал себя, — Но я все еще не понимаю, причем тут деньги.
— Я хочу разорвать свой контракт раньше времени, выплатить неустойку и свободно пойти на все четыре стороны, — развела она руками, — Теперь понимаешь?
— Теперь понимаю, — вздохнул Ленар, смущенно потупил взгляд в палубу и задумался о том, что он никогда об этом не задумывался, — Но в тюрьме семью будет завести проблематично. Ты слышала, что сказал Ковальски. Мы опаздываем, и сообщение фельдшера о дырах в безопасности прочтут задолго до того, как мы достигнем космопорта.
— Мы могли бы разобраться с фельдшером.
— Как? Ударить его током и выбросить тело в космос?
— Не знаю, — пожала она плечами, — Ты ведь веришь, что всегда можно договориться, так зачем же пришел ко мне? Пришел бы лучше к нему и попытался убедить его дать мне фору.
— Да, я бы мог так поступить, но… — свернул он губы трубочкой и шумно всосал воздух, — …не поступлю.
— Почему?
— Не могу, — выдавил он из себя ухмылку, — Совесть не позволяет. На самом-то деле он абсолютно прав, и я с ним полностью согласен. Игры с законом не приведут ни к чему хорошему. Сколько люди уже планет колонизировали, шестьдесят две? Каждая колония переживала сложный процесс роста и развития, и в основу каждой колонии закладывалась идея закона и порядка — это две такие тоненькие пленочки, отделяющие человека от анархии, а в анархии не растет ничего. Ни урожай, ни город, ни дети.
— Только не надо читать мне лекции по обществоведению, я всего лишь хочу вернуть алкоголь туда, где купила его на честно заработанные деньги, а не разжигать революцию.
— Легкие деньги — это скользкая тропа, которая приведет тебя в еще большие неприятности. Посмотри, до чего я докатился? — указал он рукой куда-то в сторону, — Начинал с обычного жалкого контрабандиста, а теперь я взломщик, вор, вандал и интриган. Мне уже на самого себя смотреть противно. Поэтому ты меня не разжалобишь, и я не позволю тебе преступить закон.