— Жаль это слышать, — произнес он не слишком обессиленным голосом, — Обычно, когда я чем-то недоволен, я стараюсь сделать так, чтобы и мои подчиненные тоже стали недовольны. Ну знаешь… — отправил он себе в рот слипшийся комок тушеных овощей, — …чтобы они привыкали к порядку.
— Твоя очередь.
— Что?
— Твоя очередь делать мне комплимент.
Ленар некоторое время обводил взглядом ее контуры, несколько раз пробежавшись по изгибам ее плеч, ложбинкам на ее шее, смоляным волосам, скрепленным заколкой, и рукам, поглаживающим столовые приборы.
— Мне нравится твоя осанка, — наконец нашел он что сказать, — ты сидишь так прямо, будто твоя работа не связана с тем, чтобы круглосуточно гнуть спину.
— Правда? — рефлекторно расправила она плечи, услышав слово «осанка», — В таком случае, мне нравятся твои волосы.
— Мне твои нравятся больше, — почесал Ленар свой свежевыстриженный затылок, — Твоей голове, наверное, теплее с такими кудряшками.
— Возможно, но тебе, несомненно, легче смывать с себя гель… Ой!
Она смущенно хлопнула себя рукой по губам, и Ленар вздохнул смесью разочарования и облегчения. Они заранее договорились этим вечером не касаться рабочих тем даже трехметровой палкой, но о чем еще говорить людям, которые живут на рабочем месте и почти не имеют связи с цивилизацией? Их поиски общих тем для обсуждений никуда не привели, и романтический ужин можно было смело считать сорванным, но Ленар мог поклясться, что если бы она не сказала лишнего, то не прошло бы и двух минут, как лишнее сболтнул бы он сам.
— Все в порядке, — выпустил он вилку из руки и отвел взгляд куда-то в сторону, — Нет, это все бесполезно.
— Прости меня, я не хотела, — сделала она самый виноватый взгляд, на который только способны были щенки бульдога, и взяла его за руку, — Я больше не буду. Правда.
— Зато я буду, — предупредил он, и из него хлынул прорвавшийся наружу поток запретных тем, — Я не понимаю, какого черта мы уже два века пользуемся «Гаялами»? Это во всех смыслах морально устаревшие машины, которым с каждой новой моделью лишь слегка перекрашивают корпус и частично обновляют программное обеспечение. Отрасль кораблестроения уже давно перестала расти пропорционально запросам! От нас уже требуют, чтобы мы за раз перебрасывали миллиарды тонн, при этом даже не выделяя нам должного технического обеспечения! Когда уже, черт возьми, создадут новый класс сверхтяжелых буксиров, которые будут способны эффективно тягать хоть астероиды, хоть планеты, хоть черные дыры?
— Проблема не в самих буксирах, а в двигателях, — объяснила она, и в ее карих глазах на мгновение вспыхнул огонек, — Из технологии термоядерных двигателей, кажется, уже выжат весь потенциал, какой мог быть выжат. Мы, конечно, запросто можем собрать двигатели с большим удельным импульсом, но такие двигатели попросту разорвут себя на части. А если мы банально установим больше двигателей на корабль, то это сулит резкое увеличение расхода энергии и топлива, а так же повышенные требования к теплообменникам, прочности несущих балок и обслуживающему персоналу. Чтобы увеличить число двигателей вдвое, придется сам корабль усложнить и увеличить вчетверо. Это нецелесообразно. Если человечество не изобретет какие-нибудь новые революционные сплавы, «Гаялы» так и останутся потолком термоядерной эволюции.
Переведя дыхание, Рахаф запила свою тираду глотком забродившего виноградного сока и прочистила горло.
— Откуда ты все это знаешь?
— Каждый раз, когда я схожу в космопорт, я первым делом бегу в ларек за свежими журналами, — игриво вздернула она брови, — Люблю быть в курсе достижений кораблестроения.
— И это тебе помогает с работой?
— Это мне помогает с досугом, — откинувшись на спинку своего стула она протяжно вздохнула, — Дожили. Я на свидании говорю о термоядерных двигателях. Кажется, я забыла, что значит быть женщиной.
— Изредка такие вещи нужно вспоминать, — согласился Ленар и пригубил немного вина, — Главное — подобрать для этого правильный момент.
— А сейчас он правильный?
— Сейчас он идеальный.
— Тогда, может быть, ты поцелуешь меня?
— Мы же в общественном месте, — насчитал Ленар беглым взглядом с десяток человек за соседними столиками, — Это по крайней мере неприлично.
— А мы чуть-чуть, — согнула она пальцы в жесте «чуть-чуть», — Совсем легонечко, просто ради того чтобы расслабиться и соблюсти хоть какие-то неприличия.
— Не искушай меня, женщина.
— Вот она — та самая интонация, которую я люблю.
— Ладно, — взял Ленар салфетку и промакнул свои блестящие от соуса губы, — Но только чуть-чуть.
— Чуть-чуть, — кивнула Рахаф и испачкала свою салфетку в губной помаде.