Разглядывая золотистый шерри в своем бокале, Саймон вновь и вновь вспоминал, как Фарингдон нагло пытался уговорить Эмили продолжать тайком вести его дела.
Негодяй! Неужели он действительно надеялся на успех? – подумал Саймон. Конечно же, да. Фарингдоны всегда были хитрым, пронырливым племенем, готовым на все, что могло сойти им с рук. Но финансовый гений их дочери теперь принадлежал ему, а Саймон знал, как защитить свою собственность.
Он испытал удовольствие, сообщив во время свадьбы Фарингдону, что не намерен позволить Эмили осуществлять дальнейшие вложения капитала для своего отца и братьев. Было чрезвычайно приятно увидеть выражение лица старого врага, когда исчезла приманка, болтавшаяся перед Фарингдоном эти последние несколько недель.
Как это похоже на Бродерика Фарингдона – заявиться на следующий же день после потери своей драгоценной дочери, чтобы разнюхать, не удастся ли еще что-нибудь спасти после катастрофы…
Саймон вздохнул. И как это похоже на Эмили – не понимать, что ее муж намерен полностью осуществить свой план мести.
Она действительно имела дерзость сказать ему, что он должен отпустить прошлое и заняться созданием чистого, возвышенного, необыкновенного союза с ней.
Самое печальное, мрачно подумал Саймон, она искренне верит во всю эту чепуху насчет любви в высших сферах. Ей давно уже следовало преподнести хорошую дозу реальности, и он, наконец потеряв терпение, так и сделал.
И все же он поступил жестоко, в один миг разбив вдребезги ее идеалистические представления. С другой стороны, уверял себя Саймон, особенно выбирать не приходилось. Увидев рядом с ней этого старого лиса, он был просто вынужден предельно ясно объяснить Эмили ее положение.
Она больше не Фарингдон. Она теперь его жена и должна понимать, что это означает. Это имеет весьма слабое отношение к расплывчатым философским категориям. И самое непосредственное – к проявлению полнейшей и неколебимой преданности своему мужу. Саймон не видел никаких причин, почему бы ему не добиться от Эмили той же верности и послушания, как и от всех прочих обитателей его дома.
Он еще раз раздраженно взглянул на часы, потом дернул за бархатный шнурок колокольчика.
Дакетт появился почти мгновенно с еще более мрачным выражением лица, чем обычно:
– Да, милорд?
– Пошлите кого-нибудь наверх узнать, почему задерживается леди Блэйд.
– Сию минуту, милорд. – Дакетт удалился, прикрыв за собой дверь библиотеки.
Саймон глядел на часы, медленно отстукивающие минуты. Уж не собирается ли Эмили стать одной из тех нервозных дамочек, которые разражаются слезами и удаляются в постель с нюхательной солью, едва мужчина покажет характер? Если так, она очень скоро поймет: он не намерен терпеть чрезмерных проявлений чувствительности.
Дверь библиотеки отворилась. На пороге появился Дакетт с таким видом, словно собрался объявить о кончине кого-то из членов семьи.
– Так что же, Дакетт?
– Сэр, я с прискорбием вынужден сообщить, что мадам нет в доме…
Саймон нахмурился и поглядел в окно:
– Неужели она бродит по саду в такой час?
– Нет, милорд. – Дакетт многозначительно кашлянул. – Это довольно трудно объяснить, милорд. Мадам, видимо, заказала экипаж сегодня днем, после того как вы уехали в гости к лорду Гиллингему. По некоторым сведениям, она отправилась навестить сестер Ингл брайт. Отослала Робби с каретой домой и обещала вернуться пешком, но ее все еще нет.
– Что за выдумки – обсуждать с приятельницами творчество Кольриджа именно сегодня? У нее же медовый месяц!
– Да, милорд.
Саймон ругнулся.
– Пошлите кого-нибудь в Розовый коттедж и доставьте леди домой!
Дакетт снова кашлянул в кулак.
– Сэр, боюсь, это еще не все. Робби утверждает, что на хозяйке было дорожное платье и она взяла с собой два довольно больших саквояжа.
Саймон похолодел.
– Дьявольщина! Что вы хотите этим сказать, Дакетт?!
– Полагаю, сэр, вам следует расспросить ее горничную Лиззи, – прямо заявил камердинер.
– Зачем?
– Девчонка плачет у себя в комнате, и у нее, очевидно, есть записка, которую велено передать лично вам.
Саймону не потребовалось особого труда сообразить, что его жена сбежала на второй день после свадьбы.
– Сейчас же позовите сюда горничную. И распорядитесь, чтобы на конюшне приготовили Лапсанга. Я собираюсь выехать через пятнадцать минут.
– Да, милорд. Позвольте мне сказать, сэр, что все в доме чрезвычайно беспокоятся за мадам.
В воздухе повис невысказанный укор. Было очевидно: нового хозяина Сент-Клер-Холла винят в том, что он нанес удар тонким чувствам леди и вынудил ее бежать.
– Благодарю вас, Дакетт. Я сообщу об этом графине при первой же возможности.
Пусть лучше мадам, мрачно подумал Саймон, едва за Дакеттом закрылась дверь, приготовится к тому, что, когда муж ее настигнет, удары будут нанесены не только ее тонким чувствам…
Как она посмела удрать? Она теперь принадлежит ему. Это ее затея – договор о браке. Так пусть, черт побери, теперь его выполняет!