Но мы так и остаемся каждый по свою сторону баррикад – между нами тонкая с виду деревянная дверь, а на самом деле пропасть невообразимой ширины.
День проходит бесконечными пустыми минутами, тянущимися одна за другой. Китнисс выходит из своей добровольной камеры заключения только во второй половине дня, хотя я несколько раз звал ее завтракать, просил разрешить мне войти или хотя бы поговорить через дверь. Все пустое.
Наконец любимая сидит передо мной в коротких домашних шортах и белой кофточке, застегнутой на длинный ряд пуговиц. Моя девочка избегает прямого взгляда. На ее щеках то и дело вспыхивает румянец, и она дергается, будто порываясь уйти. Я болтаю обо всем на свете, лишь бы как-то скрасить гнетущее молчание с ее стороны, но это мало помогает – Китнисс не смеется над моими шутками, не сочувствует героям грустных историй и не поддакивает, когда я рассказываю про старых друзей.
– Я голодная, – наконец говорит она, и я тут же пододвигаю к ней тарелку со свежим салатом и блюдце с парой мясных пирогов.
Китнисс смотрит на них, не моргая, и, поджав губы, осторожно качает головой.
– Спасибо, – произносит она, – но я подожду, пока принесут заказанные ребрышки в сырном соусе и картофельное пюре.
Мне обидно, что она отказалась принять от меня даже такую малость, как еда. И больно, от того, что скоро мой кошмар и одновременно самая сладостная пытка на свете начнутся вновь.
Курьер не заставляет себя долго ждать – в привычное время передо мной оказываются пакеты с надписями «Пит» и «Китнисс». В своем пакете я нахожу конверт с аккуратно выведенным словом в нижнем углу «Конфиденциально». Прячу его в карман, поглядывая на свою девочку, – она увлеченно работает ложкой, с аппетитом поглощая ядовитые угощения.
Выхожу в гостиную, распечатываю письмо.
«Мистер Мелларк, у Вас еще есть время передумать. Взвесьте все за и против. Мистер Хоторн будет в вашем распоряжении уже завтра к вечеру. И потрудитесь сами изложить ему суть предстоящей миссии».
Подписи нет, но она и не нужна. Кориолан Сноу.
Гейл приедет уже завтра.
Мне придется самому попросить его овладеть Китнисс.
Хоторн должен стать отцом ее ребенка.
Я не смогу.
Это слишком больно, я не справлюсь.
Не отдам ее! Она моя! Но правда жестока – Китнисс не любит меня, она только изображала любовь на камеры, спасая наши жизни. Я должен быть благодарен ей за то, что дышу до сих пор.
Долги надо возвращать.
Не знаю, долго ли я стою один посреди гостиной, переваривая полученную информацию, но когда выхожу в коридор, мой взгляд непроизвольно застревает на открытых дверях спальни. В дверном проеме стоит Китнисс – на ней нет шорт, только белоснежные трусики, и я вижу длинные ноги, выставленные на показ для меня. Моя девочка делает шаг ко мне, я отступаю. Она приближается. Охотник и жертва. Мне не скрыться – за спиной книжный шкаф, передо мной – Китнисс, которая не сводит с меня серых полыхающих глаз, а ее пальчики торопливо расстегивают пуговицы на кофте, одну за другой, спускаясь все ниже. Мой рот наполняется слюной, а тело напрягается, реагируя на действия любимой.
Я выдыхаю ее имя, стремительно оказываясь рядом. Мои руки накрывают ее, умоляя остановиться, но Китнисс упряма. Она высвобождается из моих дрожащих пальцев, расстегивает последнюю пуговицу и, распахнув полы кофты, делает полшага вперед. Я не ожидал этого, и мои пальцы касаются ее обнаженного живота, отчего по нашим телам пробегает дрожь. Я вижу, как ее кожа покрылась мурашками от моего прикосновения. Уголки губ Китнисс приподнялись, обещая улыбку.
Теперь уже ее руки оказываются поверх моих, и Китнисс легонько давит вперед, заставляя мою ладонь раскрыться и целиком лечь на дрожащий живот. Она произносит мое имя, поглаживая себя моими руками, а я чувствую, что последние разумные мысли покидают меня. Тело требует близости, кровь буквально кипит, прокачиваемая бешеным ритмом сердца.
– Нельзя, – срывается с моих губ, но Китнисс тянется вперед, даря влажный поцелуй.
Я теперь уже сам, без ее подсказки, вожу ладонями по открытым участкам кожи: живот, бока, касаюсь границы кружевного лифчика, перехожу на спину, скользя на талию, и возвращаюсь к животу. Китнисс жадно хватает ртом воздух, ее пальчики пробираются под мою футболку, и меня будто током бьет, когда я чувствую тепло ее рук на своей коже. Она целует меня вновь и вновь, я отвечаю, не в силах разорвать объятия. Еще немного, еще мгновение – обмануться в ее страсти, отдаться в ее руки, принять ее ласки. Хоть на эти ворованные несколько минут почувствовать себя любимым ею…
Напрасно. Вожделение берет верх, в паху мучительная боль, требующая разрядки. Нельзя! Не моя! Китнисс не любит. Собираю последние жалкие крупицы воли и разрываю очередной поцелуй, умоляя:
– Остановить, Китнисс, ради бога, остановись.
Моя девочка настырно качает головой, взгляд серых глаз застыл на моих губах.
– Мне больно, – еле слышно произносит она, и я пугаюсь.
– Где болит? Что случилось?