– В чем смысл? – спрашиваю я устало.
– План был в том, что посмотрев запись, ты сможешь по-другому взглянуть на вещи, которые произошли с тобой, – объясняет ментор.
– Посмотрю и решу, что мне было не так уж больно? – начинаю злиться я.
Хеймитч хмурится.
– Не будь дураком, Пит, – говорит он. – Дело не в физической боли, а в том, как Сноу сумел всего за несколько недель превратить твои мозги в кашу.
– Все нормально с моими мозгами! – рявкаю я. – Осознать, наконец, правду, еще не значит, что у меня в голове что-то не так!
– Само собой, – издевается ментор. – Именно поэтому, ты решил прикончить Китнисс, хотя до этого носился с ней, как дурень со ступой!
– Можно подумать, прежний Пит не был таким идиотом, каким ты сейчас пытаешься выставить меня! – я уже кричу.
– Вы оба идиоты! – в тон мне кричит Хеймитч. И только чуть остынув, добавляет: – Истина где-то посередине, Пит. И если нам с тобой удастся добраться до нее – это, очень может быть, поможет тебе избежать казни.
– Каким образом? – я тоже затихаю, ухватившись все-таки за шанс спастись.
– Я уже говорил, – излагает новый план Хеймитч, – суд состоится в понедельник. К тому времени мы – ты и я – должны разложить по тарелкам все, что скопилось в твоем котелке. Если получится и ты сумеешь доказать, что стал более или менее адекватным – есть шанс, что Койн не станет тебя убивать. В конце концов, ты возле Сноу всего несколько месяцев, ну да – натворил делов, но с кем не бывает. Тем более после охмора…
– Что такое охмор? – перебиваю его я.
– Пошли вопросы? – ухмыляется Хеймитч. – Это можно рассматривать, как согласие сотрудничать?
Недовольно кривлюсь, где-то внутри противясь необходимости подчиняться тому, кому я не доверяю. Однако другого выхода у меня, похоже, нет.
– Ладно, давай сделаем это, – соглашаюсь я. – Когда-то ты вытащил меня с Арены, и пусть это было всего лишь, чтобы порадовать Сойку, я не могу этого отрицать.
– Не особенно похоже на признание в любви ко мне, ну да ладно, – посмеивается Хеймитч. – Итак, у нас всего неделя. Теперь тебе придется быть со мной откровенным, будто я твоя мамочка…
Я морщусь, ощущая злобу, смешанную с давящей пустотой внутри. Моя мать не была той, с кем я мог бы делиться секретами, но ее все равно теперь уже нет в живых. Из-за Сойки-пересмешницы…
– Ладно, неудачно пошутил, – извиняясь, говорит ментор. – И все равно… Начали?
***
И мы действительно начали… копаться в моей голове. Процесс шел сложно, я интуитивно оборонялся, проклинал ментора за то, что тот так и норовит спросить о самом неприятном, но все-таки шаг за шагом мы продвигались вперед.
Хеймитч рассказал, что в уколах, которые делали мне в плену, содержался яд ос-убийц. Он и сам по себе вызывает галлюцинации и припадки, а в совокупности с видеороликами, показанными с экранов, действие яда оказало серьезное влияние на мой рассудок.
Ментор называет это «охмор».
Он утверждает, что практически все мои негативные воспоминания о Китнисс – ложь.
Я иногда киваю, делая вид, что согласен, но чаще злюсь и посылаю Хеймитча куда подальше – даже для него чересчур заявлять мне, что я – псих, не способный отличить настоящие воспоминания от поддельных.
На третий день в моей камере появился видеопроектор и копия диска все с той же злосчастной записью…
Посмотреть все видео целиком я смог только через несколько дней. За это время я разбил в кровь кулаки, когда пытался в приступе разрушить одну из стен; серьезно поранил Хеймитча, который оказался не готов к моей бурной реакции на повторную трансляцию соития Китнисс и Гейла; разбил несколько тарелок, со всей силы запустив их в дальний угол камеры. Все было бы проще, окажись рядом Сойка – я убил бы ее, и дело с концом…
Приступы были такими же сильными, насколько горьким было осознание того, что Хеймитч прав – я не понимаю, где заканчивается реальность, и начинаются ложные воспоминания. Долгими разговорами и уговорами мы все-таки пришли к тому, что я не мог видеть близость Китнисс и охотника нигде, кроме как на экранах в комнате пыток. С помощью логических доводов ментор убедил меня, что те съемки – подделка: Сноу просто неоткуда было взять достоверного видео. Только вот хотя вслух я и согласился с этой частью, сомнения все-таки остались. То, что показал мне Сноу – ложь, но это не исключает того, что между Сойкой и охотником есть любовная связь.
Моя семья. Тут я почти поверил в то, что Китнисс не имеет отношения к их гибели. В тот момент, когда случилось несчастье, Сойка была еще в тяжелом состоянии после отмены кантаридина – возбуждающего средства, которым Президент опаивал ее. Не все в этой части истории мне ясно, но Хеймитч утверждает, что у Китнисс не было причин убивать моих родных. В этом я ему верю.
День за днем ментор возвращается, чтобы провести со мной бесконечные часы, обсуждая события, которые в моей памяти связаны с Китнисс. Мы коснулись и детских воспоминаний, и того, что происходило на Арене, и ночей, которые я провел с Сойкой во время Тура победителей, когда своими объятиями спасал ее от кошмаров…