Сладкий лжец

– На самом деле нет. Он хотел, чтобы я последовал своей мечте стать хоккеистом. – Призрачная улыбка приобрела острые углы. – Он сказал, что человек никогда не обретет истинного покоя и счастья, пока не последует за своей страстью и любовью. Полагаю, он знал это не понаслышке. Ему нравилось быть шеф-поваром.

То, что Люсьен упомянул своего прадеда в прошедшем времени, ясно давало понять, что его больше нет с нами. Но я не могла удержаться от вопроса.

– Он когда-нибудь видел, как ты играешь профессионально?

Выражение лица Люсьена потускнело.

– Один раз. Но он… Ну, я не уверен, что он действительно понял, что к чему.

– Я не… Что ты имеешь в виду?

Люсьен медленно выдохнул, будто ему стало больно.

– Семь лет назад его сбила машина, когда он переходил улицу в Париже. – Он судорожно сглотнул. – Жан Филипп выжил, но его мозг получил изрядные повреждения. Он уже не был прежним – принимал меня за моего отца, забывал слова, терял воспоминания, отказали определенные двигательные функции. Со временем ему становилось все хуже. Амалия заботилась о нем. Три года назад он умер от пневмонии.

– О, Люсьен. Мне так жаль. – Я так сильно хотела обнять его, что мои руки инстинктивно потянулись вперед, скользя по столу, но каждая напряженная линия его тела приказывала мне отступить.

– Мне тоже. – Он уставился на мраморную столешницу, широко расставив на ней руки. – Не знаю, может, у меня началась черная полоса или что-то в этом роде, но я стал получать сотрясения мозга. Амалия пришла в ужас. Я заверил ее, что это часть профессии – получать травмы. Но в тот последний раз я полностью отключился. Мой мозг стал обузой. Кое-что из того времени я до сих пор не могу вспомнить. Это нечто похожее на расплывчатое пятно в моей памяти. Но ужас от осознания того, что я могу, если не буду осторожен, закончить так же, как мой прадедушка, ощущался совершенно явно.

– И ты ушел.

– И я ушел, – повторил он, прежде чем издать невеселый смешок. – А ведь мог и не уйти. Не хотел никого слушать. Стоило только проснуться рядом с Амалией, Антом и Тиной, сидевшими у моей постели, и не узнать их. Я все продолжал спрашивать их, что случилось, снова и снова, и не помнил, что они отвечали мне. И так много раз.

– Люсьен…

– Когда я немного пришел в себя и стал мыслить более ясно, – продолжал он, словно желая выложить все это одним махом, – то не смог отказать семье, когда они стали умолять меня позаботиться о здоровье. Страх потерять себя, безусловно, заставил меня пересмотреть решение об уходе на покой. Но я негодую по этому поводу каждый день.

Я видела, как это знание рябью пробежало по его крупному телу и напрягло его так, что он внутренне съежился.

Я не знала, что сказать, чтобы облегчить эту боль. Возможно, ничего не помогло бы. С некоторыми вещами человек должен справиться самостоятельно. Но я не могла оставить Люсьена наедине с его мыслями. Я боялась, что все остальные делали именно это – давали ему пространство, в котором, по их мнению, он нуждался, и в то же время неосознанно бросали его.

– Какой десерт любил твой прадедушка?

Люсьен моргнул, словно выныривая из тумана. Его темные брови изогнулись над ледяными глазами, и на мгновение я подумала, что он может не ответить, но, когда он наконец заговорил, его голос стал немного грубее:

– Он был известен своими инновациями, но его любимым десертом всегда оставалась классика – торт «Сент-Оноре»[61].

– Ты приготовишь его для меня?

Люсьен знал, что я делаю. Но просто хитро взглянул на меня.

– Ты постоянно пытаешься попробовать мой крем на вкус, не так ли, Эмма?

Он дразнил, явно желая заставить меня покраснеть и начать заикаться. Но я не могла стереть из мыслей образ того, как слизываю крем с каждого восхитительного дюйма его тела. Боже, я хотела этого. Настолько сильно, что у меня потекли слюнки.

Я ответила ему таким же взглядом.

– Осторожнее, сладенький. Однажды я могу разоблачить блеф во всех этих тонко завуалированных намеках на крем.

К моему удивлению, его щеки покрылись темно-розовым румянцем. Но он выдержал мой взгляд.

– Может, именно этого я и хочу.

Эти отлично подобранные слова ударили меня горячей волной прямо в живот. Но мой ответ потерялся из-за внезапного вторжения Анта, Тины, Бромми и Сэла, которые ворвались на кухню в поисках закусок, к большому раздражению Люсьена. Он попытался прогнать их, но они не захотели уйти, и в итоге мы сели за стол, а нахмуренный, но не слишком разозленный Люсьен приготовил порцию мадленов[62], просто чтобы «заткнуть им всем рот».

Они были восхитительны. Но быстрого, пронзительного взгляда, который Люсьен бросал в мою сторону каждые несколько минут, я жаждала больше. И все же существовала проблема: хотела я признаваться себе в этом или нет, но Грег пробил огромную брешь в моей уверенности. Я считала наши отношения реальными, а в итоге поняла, что снова строила в своей голове иллюзии. Я желала чего-то настоящего, кого-то, кому смогла бы доверять, и пусть мне нравился Люсьен, я не знала – тот ли он, кто способен дать мне это.

Люсьен