Сладкий секрет (СИ)

Вот так вот взял и уехал. Импульсивный придурок! В груди зародился животный рык, и судя по тому как отшатнулся от меня Арчи, почувствовал его вибрацию не только я. Остатков сил и новой волны гнева мне хватило ровно для того, чтобы собрать себя в кучу и дойти до таксофона, чтобы набрать папин номер. Я рассказал ему всё, но без подробностей, попросил связаться с родителями Кеннета и попросил, чтобы профессор Стоккет с ним позанимался по предметам. Игнорируя папины причитания и вопросы “как ты себя чувствуешь”, я пообещал позвонить попозже на неделе и повесил трубку.

Уже на выходе из здания я заметил, что тот альфа – Коул, я наконец вспомнил его имя, – выходит из мед. кабинета с большим красным пятном вполовину лица. Мы столкнулись в дверях, и я не без удовольствия заметил, что на несколько сантиметров выше.

– Спи сегодня крепче, – сверкнул глазами я и пошёл вперёд. Было ли это угрозой, я даже и не понял, но промолчать сейчас просто не смог.

В ту ночь мне так и не удалось заснуть. Я всё прокручивал в голове произошедшее и злился, злился, злился. Злился на всех, кого вспомнил, потому что понимал, если позволю себе сейчас почувствовать что-нибудь другое – раскисну, расплачусь, признаю то, что мне пока гордость не позволяла признать.

Поэтому утром я встал хмурый и помятый, что, если честно, было мне на пользу. Ведь у меня просто не было сил ни на кого сорваться. Еда в столовой как всегда была безвкусной, шутки Арчи и Ричи искромётными, лекции были прослушаны вполуха. Коулу, конечно, всё ещё хотелось наподдать, но я подумал, что если директор и меня захочет исключить, то крыть в этот раз будет нечем. Поэтому я решил затаиться и, возможно, придумать месть, но скорее всего остыть. Хотя всю первую неделю мне снился один и тот же сон, где я встаю ночью, подхожу к его кровати с подушкой в руках и начинаю душить. Он пытается бороться, потом обмякает, а когда я отнимаю подушку от его лица, то вижу почему-то самого себя. Впрочем, я догадывался почему.

А потом наступило воскресенье – единственный свободный день в академии. И как бы я ни хотел провести его, закутавшись в одеяло с пачкой леденцов во рту, мне пришлось сдержать обещание папе и позвонить.

– Мэл, – сказал он, когда я сухо ответил, что у меня всё в порядке, – позвони, пожалуйста, Кеннету…

– Нет.

– Ну или хотя бы Олафу. Мэл, дорогой, они очень хотят тебя услышать.

– Хорошо, – согласился я, услышав жалобные нотки в голосе родителя, и попрощался.

Дрожащими руками я набрал номер мобильного Олафа, почувствовав приступ паники, когда кажется, что тебя вот-вот стошнит.

– Мистер Найт? – спросил я, когда на другом конце провода прекратились гудки.

– О, Мэл! Как хорошо, что ты позвонил, – ответил резвый голос, – подожди, я сейчас Кенни позову…

– Нет! – чувство паники усилилось, а грудную клетку буквально сдавило, эх, не надо было мне звонить, – не надо, я пока не могу.

– Что ты не можешь, Мэл? Что у вас случилось там? – голос стал тревожным, – этот олух мне толком ничего не объяснил.

– Он занимается? – спросил я невпопад.

На другом конце недовольно втянули воздух и шумно выдохнули, отвечая без слов.

– Понятно, – промямлил я, – мистер Найт, я… Мне очень жаль, что всё так вышло.

– Что ты несёшь? – воскликнули в трубку и прокричали куда-то вбок: “Кеннет! А ну спускайся быстро!”

– Сейчас, Мэл, подожди секунду, – а это уже мне.

– Мистер Найт, мне пора, – я оглянулся назад, за мной уже образовалась небольшая очередь, – просто папа просил вам позвонить, вот.

– Почему ты не хочешь поговорить с Кеннетом? – теперь и этот папа звучал грустно, а я от досады закусил губу.

– Я прекрасно всё понимаю и без его помощи, – перед глазами снова возник образ разъярённого Кеннета.

– И что же ты понимаешь?

– Что это я во всём виноват, – всхлипнул я, сжав трубку посильнее, давя подступившие слёзы, – мистер Найт, мне правда пора, извините.

– Малкольм Бенджамин, пока ещё, Оуэл, если ты сейчас положишь трубку, то…

Я не дослушал. Провёл рукой по волосам, потёр глаза и поплёлся в корпус. Ну, вот я и сказал это. Признался, наконец, в том, что пытался спрятать за напускным гневом – я виноват в том, что Кеннет сейчас там, а я здесь. Если бы не я, если бы мы не были в отношениях, если бы ему не приходилось принимать участие в моей лжи, то он бы не обзавёлся ненавистниками, он бы не бросился защищать мою честь. Поэтому всё это – моя вина.

Я надеялся наладить свой график: днём учиться и не отсвечивать, а ночью тихонько плакать и жрать сладости, но моим “грандиозным” планам не суждено было сбыться, потому что уже в понедельник вечером меня снова вызвали к директору. Я недоумённо взглянул на принёсшего эту весть старосту, но он только плечами пожал.

Делать нечего, пришлось идти. Я немного потоптался перед кабинетом, взлохматил короткую стрижку и просунул голову в дверь:

– Вызывали, Господин Директор?

– А, Малкольм, проходи, проходи, – альфа махнул рукой подзывая и указал на свободное кресло.